— И имеет на это полное право! Кому понравится, что его жена приветливо улыбается своему бывшему? Где, вообще, твои мозги? Как можно, после всего, что тебе пришлось пережить, так мило с ним ворковать?
— Я не воркую! И я уж точно не мила! Чего вы все от меня хотите? Чтобы я бросилась на него с кулаками и выставила за дверь?
— Да, если это поможет сохранить мир в твоей семье. Я же тебя знаю! Хочешь, расскажу, как проходят ваши с ним разговоры?
— Не вздумай меня парадировать! — угрожающе зыркаю на нее из-под ресниц. — Разве я похожа на человека, способного предать?
— Нет, — говорит уверенно, опираясь локтями на стол и устраивая подбородок на своем маленьком кулачке. — Зато твой Медведев да. И глазом моргнуть не успеешь, как он в пух и прах разнесет твое благополучие.
— Да с чего вы взяли, что ему это нужно?
— С того, что он как паразит — вцепится и тянет соки из окружающих. Кому он нужен в свои сорок два с таким непомерным эгоизмом? Зачем начинать что-то новое, если под боком гуляет Маша, готовая спустить ему с рук все прегрешения?
— То есть, ты тоже считаешь, что он намерен меня вернуть?
— Конечно, ведь проще уйти с головой в прошлое, где все знакомо: борщи, заглядывания в рот, сын, в конце концов!
— Он же не настолько глуп, чтобы не понимать, что я уже давно отпустила его на все четыре стороны!
— Маш, — придвигаясь ближе, Света смотрит на меня с теплотой, — Разуй глаза! Нельзя быть хорошей для всех в ущерб собственному счастью. Семену не три и тебе вовсе не нужно терпеть его папашу, опасаясь, что своей холодностью ты испортишь их и без того нестабильные отношения. Дай ему понять, что поезд уже уехал. В один конец.
— Господи, — сжимаю пальцами виски, ощущая, как на меня наваливается усталость. Усталость от чужих ожиданий, проблем, свалившихся на мои плечи, и от обстановки в собственной семье, в последнее время ставшей просто невыносимой… — Давай сюда свои макеты.
Иванова вновь раскладывает листы, и я честно стараюсь помочь подруге определиться, какое из помещений лучше подойдет для открытия салона красоты.
— Тебе помочь со сборами, — устраиваясь на кровати, интересуюсь у своего хмурого мужа, чьи улыбки в последнее время предназначены лишь для детей. Холодок между нами с каждым днем становиться все ощутимей, температура падает, грозясь сковать льдом все-то, что мы выстраивали на протяжении четырех с половиной лет. Нет он, конечно, не ходит по дому молчаливой тенью, иногда интересуется моими делами, касается, пусть и не так часто, как прежде, и все так же делит со мной постель, но мы оба знаем, что нынешнее положение дел слишком далеко от идеала. Если раньше я могла начать возмущаться, когда Сергей, вернувшись с работы, отвлекал меня от выполнения очередного заказа, теперь я мечтаю отбросить в сторону все заботы, чтобы укрыться от невзгод в его горячих объятиях.
— Я почти закончил. Не знаешь, где мой бежевый джемпер? — замерев перед раскрытым шкафом, мужчина оглядывает содержимое полок, кажется, отчаявшись найти любимую кофту.
— Вот, — без проблем отыскав необходимую вещь, протягиваю ему, но не спешу разжимать пальцы, когда он с благодарностью принимает предмет своей одежды из моих рук.
— Не уезжай так, — с мольбой взглянув в его глаза, продолжаю сжимать шерсть, делая шаг ему навстречу. Хочу коснуться его щеки, но что-то сдерживает, не позволяя мне одарить его спонтанной лаской, идущей из глубины истосковавшегося по его нежности души.
— Как? — устало, словно уже месяц не знал сна и отдыха. — Я вернусь через две недели…
— Не уезжай, так окончательно и не померившись. Я не хочу гипнотизировать телефон, гадая, позвонишь ли ты мне перед сном. Потому что сама я вряд ли решусь. Я не знаю, как себя вести, когда ты так холоден…
— Разве я холоден, Маш?
— Маруся. Забыл?
— Тебе же никогда не нравилось, что я так тебя называю, — слабо улыбнувшись, Сергей приподнимает бровь, слегка дернув свитер, который мы так и удерживаем вдвоем. — Отдашь?
— Нет, — уперто качаю своей головой, убеждая, что не намерена сдаваться. — Пока хорошенько меня не попросишь.
— Пожалуйста?
— Пожалуйста, Маруся, — поправляю, приподнимая подбородок. — Перестань вести себя, как баран.
— Господи, — смеется, и, сдаваясь, поднимает руки вверх. — Оставь себе, я возьму другой.
— Нет, — оттесняя его плечом от гардероба, упрямо стою на своем.
— Да что с тобой? — недоуменно наблюдая за тем, как я запихиваю в чемодан его кофту, Титов облокачивается на деревянную дверку.
— Со мной? Это у тебя что-то не так! Сколько еще ты будешь дуться? Знаешь, для бизнесмена это как-то несолидно!
— Знаю. И совсем не дуюсь.
— Тогда, почему ведешь себя так, словно мы с тобой соседи? — немного утрирую, надеясь, что он, наконец, поймет, как я тоскую по легкости в наших с ним разговорах.
— Я жду.
— Чего?
— Жду, когда ты поймешь, что дальше так продолжаться не может. Всерьез считаешь, что я стану и дальше терпеть твоего бывшего мужа в своей жизни?