— Вы смешная, Маргарита Олеговна. Я не воюю с женщинами. Лишь извлекаю выгоду, — взяв себя в руки, сцепляю пальцы в замок облокотившись на длинный дубовый стол. — Я удовлетворил ваше любопытство?
— Нет. Вы не ответили. Разве не подозрительны все эти совпадения?
— Обратитесь к гадалке. Уверен, по части совпадений, она куда более сведущая, — я бросаю взгляд на часы, вопросительно посмотрев на наследницу Олега Скрипник, а она, в свою очередь, начинает хмуриться, кусая нижнюю губу.
— Так что?
— Я передумала, — женщина расправляет плечи, победно закидывая ногу на ногу, а я чувствую, как внутри закипает гнев, и, откинувшись на стул, прочищаю горло.
— Это у вас юмор такой?
— Возможно. Сами же сказали, что я смешная…
— Отлично, — вставая, я забираю папку и решительно намереваюсь уйти. — Был рад знакомству.
Я не бью представительниц слабого пола, но ей бы не помешала отрезвляющая оплеуха. Терпеть не могу самодурства в делах и если честно, не понимаю, чего она добивается, нарушая все договоренности.
— Что, даже не попытаетесь меня уговорить? — ухмыляется, разглядывая маникюр на своих пальцах, явно возомнив себя хозяйкой положения.
— Разве я похож на воспитателя ясельной группы? Уверен, с таким наблюдательным руководителем у вашей кампании впереди открытие новых горизонтов, — с сарказмом бросаю я напоследок.
— Стойте! — я не успеваю перешагнуть через порог, когда слышу ее растерянный оклик и замираю, удерживая в руке опущенную вниз дверную ручку. — Зовите юриста…
Маша сидит в плетеном кресле, подставляя лицо июньскому солнцу. На ней надета широкая футболка, спадающая с одного плеча, хлопковые шорты и сланцы, а вокруг головы намотана повязка в мелкий синий цветочек. Мне нравится проводить выходные на нашем участке, я даже согласен жить здесь все выходные, бросив в спальне матрас, поскольку с мебелью у нас до сих пор напряженка. Меня не пугают комары и не заботят снующие по территории рабочие, сейчас взявшиеся за отделку вместительного гаража. Здесь я чувствую себя полноценным семьянином: дом построил не сам, но ведь вот он возвышается позади, деревья тоже не моя заслуга, но каждый кустик мной честно оплачен. И пусть у меня дочь, но все же и Сему нельзя списывать со счетов.
— Ты все-таки счастливая женщина… — натянув на глаза очки, отпиваю чай, закусывая его зефиром.
— С чего взял?
— Ну, у тебя есть я…
— Фу, как самонадеянно… — сегодня моя жена настроена игриво, по-боевому. Она не спускает глаз с ворот, стараясь выглядеть беспечно, а заметив поля широкой шляпы, идущие впереди своей обладательницы, и вовсе хищно улыбается, отряхивая с коленки невидимую соринку.
— Вот и она! Светлана Викторовна, — она манерно кланяется, и принимает из ее рук Софийку, теребящую отобранные у бабушки бусы.
— Осторожней. Вообще-то, это жемчуг, — предостерегает мать, заметив, что Маша излишне сильно тянет драгоценную нить, которую дочка уже вознамерилась сгрызть.
— Зачем же тогда вы дали такую ценную вещь ребенку?
— Она моя внучка, а значит априори не может быть криворукой.
— Какое самомнение! Не забывайте, что в ней есть и мои гены.
— Об этом трудно забыть, — взглянув на мою жену из-под опущенных очков, мама недовольно кривит рот.
— Чай? Кофе? Или может быть…
— Яду? Нет уж, увольте. Сынок, я украду Руслана до вечера? Хочу обновить гардероб перед отлетом.
— Конечно. Маша на машине.
— Как там Семен? Надеюсь, он уже изучил строение вещества? Не хотелось бы, чтобы он нахватал двоек сразу после каникул. Он ведь взял с собой учебник?
— Да, — заметив, что Маруся готовится к очередной колкости, беззастенчиво лгу, ни на секунду не веря, что за прошедшие полторы недели парень хотя бы однажды заглядывал в книгу. — Я даже пару раз консультировал его по Броуновскому движению.
— Отлично. Лимонад? — заметив графин на столике, мама наливает в бокал напиток, но сделав глоток, морщит лоб, отставляя его в сторону. — Все-таки пьет…
— Это Мохито. Им я обычно разогреваюсь. Что? — заметив, что я недовольно закатываю глаза, жена, замолкает, переключая свое внимание на ребенка.
— Боже, не давай ей садиться за руль!
— Молчи, — расстелив на газоне плед, Маша устраивается на земле, высыпая из корзины разноцветные погремушки, предостерегая меня от нотаций, поднесенным к губам указательным пальцем. — Она сама начала!
— Разве? — я срываю ветку с растущего вблизи кустарника и, заложив руки за голову, смотрю в голубое небо, покусывая тонкий прутик.