Подъем

— Перейдем к делу? Через два часа мы с Сергеем идем выбирать торт. Вы же принесли список? — прерываю их обмен своими кулинарными пристрастиями, и Светлана Викторовна все же оставляет женщину в покое, переключая свое внимание на меня. Скрипя зубами, она извлекает из своей сумки тетрадный листок с перечнем фамилий всех родственников, о которых мой будущий муж благополучно забыл и глаза мои едва не вылезают из орбит от их количества.

— Это что?

— Это семья милочка, в которую ты собираешься войти.

— По-вашему, это не перебор?

— Дорогая моя, семейные узы очень важны. И если уж ты решила… Если мой сын решил, что ты подходящая партия на роль супруги, будь так добра никого не обидеть, — я с шумом втягиваю молочный коктейль через витую соломинку, краснея не от смущения, а от дикой злости на расположившуюся рядом мегеру. Не знаю, кто такая Агриппина Павловна, рядом с фамилией которой красуется приписка — жена Вити Краснова, который, если верить матери Сережи приходиться ей троюродным братом, но решительно не понимаю, отчего должна делить с ней свой стол.

— Предполагалось, что вы выберете человек десять, самых близких…

— Разве мы не можем себе позволить устроить праздник для всей родни?

— Нет, потому что это наш с Сережей день, и никакой Никита Ильич (брат жены двоюродного брата) нам там не нужен…

— Простите, можно? — нацепив на нос очки, Титова берет из моих рук блокнот внимательно изучая фамилии моих родственников. — Ну, вот! Я вижу, что своих ты не обделила.

— Их пятнадцать, и четверо из них дети.

— Ну, уж простите, что наша семейное древо ветвистее вашего…

— Дело не в деревьях. А в вашем настойчивом желании попить моей крови!

— Маша! — мама недовольно одергивает меня. — Поспокойнее…

— Нет уж, пусть вычеркивает свои десятые колена!

— И не подумаю! Мой сын обеспеченный человек и вполне способен оплатить их приезд.

— Дело вовсе не в деньгах! Я не хочу, чтобы на моей свадьбе разгуливали неизвестные мне люди!

— На вашей, милочка! Не забывай, что не все вертится вокруг тебя!

— Светлана Викторовна, — отбираю свой органайзер с шумом захлопывая кожаную обложку, и сделав глубокий вдох, улыбаюсь, стараясь говорить тише. — Мы подумаем. Вместе с Сергеем.

— Отлично. В своем сыне я не сомневаюсь: с детства пыталась привить ему уважение к возрасту. Он ведь не настолько испорчен, чтобы расстроить свою престарелую мать, — на ее лице хорошо читается торжество, и я лишь затравленно гляжу на маму, красноречиво закатившую глаза к небу. Родство с такой женщиной, самая большая свинья, которую я могла подложить своим родителям. Знаю, что увидев ее впервые, мама потом долго не могла уснуть, вынужденная в итоге прибегнуть к снотворному…

— У меня к вам одна просьба. Мы остановились на синем, так что прошу придерживаться этого цвета. Ничего кричащего, бросающегося в глаза, — в надежде скорее закончить наше “свидание”, выкладываю все карты на стол, заранее зная, что так просто она не сдастся.

— Жаль, потому что я уже подобрала для себя красное платье…

— Уверена, вам не составит труда выбрать что-то другое.

— Ну, знаешь, я уже не в том возрасте, чтобы бегать по магазинам, надеясь тебе угодить… Вы, Леночка, уже определились с нарядом? Могу посоветовать вам неплохой бутик…

— Спасибо, но я уж сама… Я ведь швея, — виновато улыбнувшись, моя мама отказывается от помощи, а меня словно током прошибает от ее неловкости и отведенного в сторону взгляда, когда мать Сергея надменно вскидывает бровь. Хочется вцепиться в ее идеальную прическу, впервые в жизни устроить шумную потасовку, чтобы сбить с этой дамочки хоть немного спеси и стереть с ее тонких губ противную ухмылку. Видимо, так заведено природой: бери мужа-изменника и замечательную свекровь либо терпи ядовитую гадюку, тая в объятиях ее порядочного сына.

— Я пристрелю ее! — спустя сорок минут, хлопая автомобильной дверью, бросаю на заднее сидение сумку, устало потирая глаза, но вспомнив о наложенной на ресницы туши, быстро заглядываю в зеркало, успокоившись лишь тогда, когда на скулах не остается осыпавшихся черных крошек. — Вот за что? Почему ее не переедет поезд? Или Сергей не сошлет ее на Мальдивы, где ей позавтракает оголодавшая барракуда?

— Дочка! — укоризненно качая головой, мама грозит мне пальцем, но, улыбнувшись, продолжает, — мне стыдно признавать, но я и сама была готова ее придушить.

Мы смотрим друг другу в глаза и одновременно начинаем хохотать, отпуская сковавшее нас возмущение.

— Она мне сразу не понравилась. Весь вечер на даче Светы она недовольно вздыхала. Разве что пар из ноздрей не шел…

— Заметила? Боже, она всегда так делает, стоит только меня увидеть! Я для нее как бельмо на глазу!

— Ну, еще не поздно все отменить, — философски подмечает женщина, следя за дорогой.

— Он вам настолько не нравится?

— Не знаю, Маш. Он довольно приятный, солидный и в чем-то я тебя понимаю. Просто уж слишком вы торопитесь. Только съехались и сразу в ЗАГС.

— С Андреем я прожила два года, прежде, чем поставить штамп в паспорте. И мы все знаем, чем это закончилось.