Подглядывающая

– У меня к тебе важный разговор, Эм. Очень нужно, чтобы ты поняла: у тебя не было выбора, – Эй откидывается на спинку стула с таким видом, будто только что поставил мат своему сопернику.

Сейчас, наверное, я должна оценить всю красоту шахматной партии. Но я понятия не имею, о чем говорит Эй.

– У тебя не было выбора – ни разу с тех пор, как мы встретились, – его голос звучит спокойно, но словно что-то предвещает. Будто в каждом слове – подтекст. Я невольно вслушиваюсь в его слова. – Никаких судьбоносных перекрестков и поворотов, Эм. Только лабиринт с единственным выходом. Так что, ты ни в чем не виновата.

Этой тирадой Эй отвлек меня даже от мыслей о вилке.

Я по-прежнему не понимаю, к чему он клонит.

– Ты считаешь, что нападение бродячих собак заставило тебя набрать мой номер – и тем самым продолжить общение со мной? Это не так, Эм. Не было бы истории с собаками, я нашел бы десятки других способов, чтобы заставить тебя позвонить мне.

Эй говорит, а его взгляд договаривает: ну же, Эм, давай, соображай! Но пока я нащупываю только нелепую, невозможную мысль, на которую и внимания обращать не стоит.

– А, может, ты думаешь, что могла бы сорвать выставку, уничтожив карты памяти, которые выкрала из моего дома? Так у меня были копии, Эм. Ты должна была увидеть эти фото – и очень сильно на меня разозлиться. Я даже комнату запер именно ту, где дверь – со стеклянной вставкой, – чтобы ты меньше возилась с замком.

Наверное, что-то исходит от Эя упрямое, зловещее, темное, потому что официантка замирает у барной стойки вместо того, чтобы принять у него заказ. Она подходит к нам только, когда я встречаюсь с ней взглядом. Мне очень нужна пауза. Просто пара минут, чтобы придти в себя.

Я открываю рот, чтобы заказать еще кофе, но Эй отсылает девушку нетерпеливым жестом. Она тотчас же исчезает.

– Ты делала то, что нужно было мне, – просто с большей или меньшей эффективностью. У меня всегда был план Б. Зачастую, и В, и Г, – он давит на меня тоном голоса, взглядом – но я не верю Эю. Никогда не верила. – Если бы ты не связалась с телерепортерами, я бы написал письмо от твоего имени – и правда об авторстве фото все равно бы всплыла. Но, согласись, эффект был бы совершенно не тот, – Эй мельком обводит взглядом окружающих, склоняется над столом и продолжает на полтона тише: – Но я постарался разозлить тебя достаточно сильно, чтобы ты действовала самостоятельно. Ведь исповедь молодой красивой модели – уязвленной, доведенной до отчаяния – совсем другое дело. Ты была невероятно убедительна! Ты так драматично рассказывала с экрана о том, какой я негодяй, что я и сам себя почти возненавидел.

Я ловлю себя на том, что улыбаюсь, – вот такая реакция на откровения Эя. Теперь-то я отлично понимаю, о чем он говорит, но звучит его история не реальнее сказки или анекдота.

Я была свободна в своем выборе.

Многие решения давались мне с трудом.

Но это были мои решения!

И теперь он хочет заставить меня поверить, что за руку привел меня к телерепортерам? Что спланировал разоблачение Стропилова, хотя сам и передал ему мои фото? Зачем?!

– Потому что Стропилов – вор, – отвечает Эй на мой немой вопрос – как в наши лучшие времена. – Да, он мастер. Да, он делает крутые инсталляции, но это не мешает ему быть вором. Тот снимок Ренаты на чердаке он поначалу не собирался присваивать себе – только вот таблички с моим именем на выставке не было, и газетчики автоматически приписали авторство Стропилову. Но именно это фото многотиражка напечатала на первой полосе, именно это фото признали самым ярким событием выставки. Снимок перепечатали другие издания, его растиражировали в инете, и люди потянулись на выставку ради этой фотографии – вот тогда Стропилов и сломался. А Рената сбежала – и свидетелей у меня не осталось.

Ну, нет же! Нет! Не все вяжется в его истории.

Я утыкаюсь взглядом в свои ладони, сложенные на столе. Хмурюсь, пытаясь вспомнить подробности. Но на ум приходит только одна.

– Ззачем ты украл кота?

Я и сама не ожидала от себя такого вопроса. А Эй и вовсе таращится на меня.

– Что – прости?..

– Ккота с драгоценным камнем на ошейнике, – поясняю я.

– А, вот ты о чем… – уголок его губ ползет вверх. – Кот просто попался мне под руку. Я думал, всем женщинам нравятся коты, а заодно и те мужчины, которые подбирают животных на улице. Он – просто случайная жертва.

– Ккак и я.

Сжимаю вилку крепче.

– Нет, Эм! Ты – жертва преднамеренная. Но, согласись, это было взаимовыгодное сотрудничество… – Эй внезапно перегибается через стол и выхватывает вилку. – Хватит уже крутить ее! Будто ты прицеливаешься, чтобы попасть мне в глаз! Все равно же к пирогу не притронулась.

Я с ужасом смотрю, как Эй кладет вилку возле себя. С трудом отрываю от нее взгляд. Еще сложнее – сделать вид, что ничего не произошло.