Читаем Подгоряне полностью

Дедушка не захотел оставаться у телевизора, чтобы посмотреть праздничный концерт по случаю Последнего Снопа. Сказал, что нагляделся всего досыта и больше не желает портить свои старые глаза, что за всю свою жизнь ни разу не топал в хороводе и, слава богу, от этого соски на его титьках не выросли сверх нормы.

3

Виноград зреет. Приближается время его сбора. На опушке леса, где в последние годы вырос винзавод, вовсю кипит работа.

— Если хочешь увидеть Шеремета, приходи пораньше к лесу Питара. Там он бывает каждое утро, — советует мне Никэ. — Сколько бы я ни проезжал мимо, всегда его вижу. Привозит с собой котлеты до того вкусные, что пальчики оближешь!..

— Ты уже успел попробовать и его котлет? — смеется отец над своим пронырливым и нахальноватым сынком.

— Отличное место выбрал Шеремет для винзавода. С одной стороны лес, который тянется аж до Оргеева. С другой — старые погреба Овалиу, — говорит Никэ, минуя уколы отца.

Помещика Овалиу кукоаровцы называли сумасшедшим греком, потому что он всегда прикрывал свою спину лисьей шкурой. Одни говорили, что таким образом барин прикрывал горб. Другие были уверены, что, облачившись в лисью шерстью наружу шкуру, "сумасшедший грек" превращается в привидение, чтобы пугать людей. И вообще за этим вконец разорившимся дворянином тянулся длинный шлейф всяческих легенд. Знающие люди утверждали, что родители Овалиу имели огромный замок на берегу Реута. В замке этом комнат было больше, чем в петербургском Зимнем дворце. Потолки, говорили знающие люди, сделаны из толстого стекла, замкнутое пространство между ними было заполнено водой, в которой плавали редкие рыбы. Старики уверяли, что крестили горбуна император и императрица России. Однако когда выяснилось, что в замке реутовского вельможи комнат больше, чем в Зимнем дворце, между "высокими кумовьями и кумушками" вышел преогромный скандал, потому как никто не имел права жить в замке, который по количеству комнат превосходил царский дворец. Дружбе царя и помещика пришел конец. Потом стало известно, что Овалиу делает фальшивые деньги. За это его увезли в Петербург. Там по высочайшему указу беднягу казнили. И казнь была самой что ни на есть лютой: в горло Овалиу вылили расплавленное золото, и помещик умер в жутких мучениях — обожрался, стало быть, деньгами!

Согласно одной из легенд, у этого Овалиу только в одной Бессарабии было девяносто девять имений. Девяносто девять — и ни на одно больше или меньше!

Располагал он богатыми поместьями и за пределами Бессарабии, в Таврии, например, и на Кавказе. Из всех бесчисленных усадеб легендарного Овалиу почему-то сохранились лишь развалины барского дома в селе Казанешты, виноградники с погребами под лесом Питару, неподалеку от нашей Кукоары, да длинный полусгнивший дворец на окраине Теленешт, и как приложение к этим останкам, дожил до наших времен сын Овалиу с лисьей шкурой на спине. Ему мы обязаны тем, что наши края впервые увидели верблюдов. Где их приобрел Овалиу, лишь он сам да господь бог знает. С того времени нужно было соблюдать осторожность, когда направляешься на базар через виноградники "сумасшедшего грека". В любую минуту из-за кустов могло появиться горбатое, как и сам Овалиу, чудище и окатить тебя с головы до ног зеленоватой пеной.

Сам верблюжий плевок был не так уж и страшен: в конце концов его смывали у водокачки рядом с базаром, но от ужаса, который могли навести эти существа, скажем, на женщин, долго не сможешь прийти в себя. Мыслимо ли столкнуться ли-,цом к лицу с таким страшилищем, которое к своему жуткому внешнему обличью присовокупит обязательно и свой звериный, утробный рев! Выругает тебя и заплюет!

Легенды распространялись и на винные погреба Овалиу. Они-де соединены были между собой бесконечными подземными проходами, которые тянулись не прямо, а делали хитроумные извивы, лабиринты, — так что, зайдя в подземелье, ты мог заблудиться, не найти выхода из него. Опять же "знающие люди" уверяли, что там многие любопытные или злоумышленники, позарившиеся на барское вино, нашли свой смертный час, в память о себе оставив лишь косточки. В Теленештах, в полуразвалившемся дворце помещика, я научился грамоте. Там одно время помещалась средняя школа. Дворцовых комнат мы не боялись даже ночью. А вот погреба пугали нас и днем. Правда, самые отважные опускались в один из них, но и они не решались исследовать лабиринты. К тому же с приходом Советской власти горбун стал поспешно выворачивать камни из своих погребов и продавать. Лишившись стен, погреба обвалились. Ко времени моего отъезда из Теленешт о них вообще забыли.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги / Проза