Подгорный ветер (СИ)

Горячий чай обжигал небо, скатывался к желудку огненной волной, слегка согревая ком холода, так и не оттаявший от внезапной встречи. Добродушное "ты пей, пей", отчего-то слышалось приказом, так что глоток следовал за глотком, перемежаясь на глубокий успокаивающий вздох, а вкус совсем не чувствовался. Аромат же чая начисто перекрывался запахом мяса, густо покрытого специями, выложенного полосками на широком и плоском блюде.

Блюдо выставили ради него, Вадима, сопроводив стаканом и бутылкой, но потом, примерившись к возрасту основательно взъерошенного и растерянного паренька, решили, что молод до горькой, и предпочли отогревать чаем, выставив дополнительно корзинку печенья. Впрочем, ни мяса, ни печенья Вадим не трогал - приказа не было. Зато освоился достаточно, чтобы разглядеть просторную горницу с самой обычной русской печкой, согревавшей помещение под еле слышный дровяной треск. Два широких окна были укрыты от улицы плотной тканью, свет же давала разлапистая люстра - на вроде оленьих рогов - с тремя желтоватыми лампочками. Пол закрывали овалы ковров - добротных, с мехом в десяток сантиметров над поверхностью, со знакомым орнаментом, родом с южных островов - там их делали, как мастер рассказывал, нежа босые ноги точь в таком же, только раза в два поменьше площадью. Дорогая вещь, ценой в дойную корову за квадратный метр, вот только она тут - точно не для демонстрации богатства хозяина или показной роскоши, а скорее просто потому, что теплая. Такая мысль приходила из-за сугубой практичности всего остального, что составляло немудреный холостяцкий быт колдуна-затворника. Тот же стол - добротный, мощный, тяжелый даже на вид, но цена ему - серебрушка, потому как ни ценных пород, ни гнутых ножек или токарной выточки, ни инкрустации каленым стеклом или каменьями. Правда, укрыт красивой скатертью явно ручной работы, но и тут - без серебряной или золотой нити.

Потолок и пол - тоже добротные, из дубовых досок, но даже купец средней руки первым же делом повелел бы укрыть шлифованную доску ламинатом, али паркетом тверских мастеров. А тут, вроде как - не нужно это хозяину, вот и не делает. Не хочет сам, и уж тем более не хочет - ради чужих. Колдуна и без показной роскоши боятся и уважают. Кстати говоря, ни одного символа или приметы о ремесле того, кто тут обитает, Вадим так и не отыскал, хоть и крутил головой, пока шел по крыльцу, а затем в сени, да по коридору, а потом и в горнице - ни тебе черепов, ни сушеных лапок, да чучел жутких. С другой стороны, о нем, Вадиме, да дядьке, тоже много нелепицы говорят. Но то - они, мастеровые, а это - самый настоящий колдун...

-Так, говоришь, с собой зовут? - неслышно подкрался сзади колдун, заставив дрогнуть и расплескать чай на скатерть.

Этим вопросом завершилась попытка разговора там, в саду.

Вернее, до нее была суматошная попытка бегства - не оборачиваясь, вперед и куда глаза глядят. Продолжался тот рывок до сильного удара по ногам, головокружительного ощущения падения, одновременно со взлетом ног вверх, стягиваемых ловчей веткой и вздергивая высокого над землей. ...и тогда-то Вадим и понял, что врали про чудищ в саду колдуна, потому что весь сад был одним-единым чудовищем, оживающим под гнев хозяина.

Весь сад гремел злым шелестом листьев, прутья ближних ветвей выстреливали в его, Вадима, сторону, моментально прорастая гибкими оковами, прижимающими руки к груди, овивающими ноги, лезущими молодыми лепестками в уши, глаза и рот. В миг, когда все замерло, Вадим ощутил себя сжатым тугим зеленым коконом... Не сразу, правда - сначала отплевался от зелени, глушившей все попытки крика. Затем пробовал освободиться, с ужасом чувствуя, как немеют и отказывают руки и ноги под силой сдавливающих их ветвей... И только потом уловил перед собой серьезный взгляд серых глаз над сеткой морщинистого лба - смотрел ведь вверх ногами. Почему-то вид человека мигом его успокоил, и дал собраться с мыслями, поборов ужас.

-Зачем со смертью явился ко мне? - Хрипловатый голос доносился еле слышно сквозь слой колдовской листвы, забившейся в уши.

-Н-не было такого умысла! - искренне крикнул Вадим, почувствовав, что листья и ветви перестали стягивать лицо.

- На твоих руках след гибели сотен жизней, - колдун говорил без особых эмоций, разве что капелька любопытства сквозила в произношении.

- Н-не было такого!

- И смертью этой помечал кору и корни моих стражей...

- Не мое! - Вспышкой озарения пронеслась мысль. - Револьвер трогал, но н-не мой он! Хотел руки оттереть, х-холод чувствовал... С-смертный х-холод...

- Холод? - Вопросительно поднял бровь колдун.

- К-как будто п-промерзло все в-внутри, - истово попытался кивнуть Вадим, но от попытки двинуться ветви на шее сомкнулись еще сильнее.

- Говоришь, чужой револьвер? - в голос добавилась задумчивость. - А чей?

Вадим сжал губы и упрямо уставился в сторону, сам дурея от собственного глупого упрямства. Но и пересилить его не мог! Это ж Темка... Нельзя выдать.