Подкарпатская Русь

– А-а! – тихая улыбка засветилась на лице старухи. – Те же люди, в ту же хату! Навприконце разобрались. Так чего ж ты, сынку, сидишь на раздумах и нейдёшь у хатыну? Ты молодцом, знаешь, колы наежжать. Под сам борщ! Тико сготовила. Тико с жару. Без домашнего як оно тико и жи-ти?..

Старуха потянула Богдана за рукав.

Делать нечего. Надо идти.

– Ты шо як побитый? – с опаской спросила. И бесперебойно, как дятел, продолжала: – Или у тебя шо болит? Или беда яка придавила?

Богдан вздохнул, занося над порожком ногу:

– И не поймёшь, то ли беда, то ли радость…

– А ты для аппетиту прими, – старуха отставила указате-льный палец от большого на рост, на высоту, стопки, – и она даст твоей головушке умной полную ясность. Сливови-ца у меня свежая. Своя. Не с купленки.

Старуха выдернула кукурузный катышек из горлышка бутыли со сливовицей, разбежалась было лить в эмалевую кружку.

Богдан накрыл кружку просторной тяжёлой ладонью.

– Что так? – подивилась старуха. – Бастуешь?

– Бастую.

Старуха скептически махнула на Богдана рукой.

– Та тю-ю на тэбэ! Я помню, як ты у прошлый раз бастовал… «Выпить сто грамм? Мало… Двести – много. Налейте два раза по сто пятьдесят». Ты не упомнил, хто цэ казав?

– Это говорил один у нас. А я только повторил. В тот раз был вечер, а сейчас утро. Мне ещё целый день пахать да па-хать, как папке Карло.

– Оно, гляди, и верно, – соглашается старуха. Убирает под стол бутыль и не без удовольствия взглядывает на пар-ня. Молодчага, говорили её глаза, знает, когда поклониться стопочке, а когда и отмахнуться. Под масть мне таковские парубки!

Через минуту она, неуверенно присев на край табуретки и спрятав под съехавший несколько вбок передничек разби-тые в тяжкой работе жилистые руки, с умилением, обворо-жительно смотрела на Богдана. Ей нравилось, что Богдан хорошо ел.

– За вкус не поручусь, а так борщ горячий… Господь те-бе, парубоче, гарный, трудолюбивый аппетит дал… По большому знакомству, шо ли?

Радостно моргнув разом обоими глазами, Богдан соглас-но качнул головой.

– Вкуснятина! Того и аппетит – не жёвано летит!.. Да как бы вы с моим волчьим аппетитом не прогорели.

– Тю-ю… Та шо мне, борщу жалко? Безразговорочно приезжай, колы надумаешь…

– Да я буду к вам ездить на борщ по гроб жизни!

– А хоть и дале ездий!

– Я вам всё это говорю не абы говорить… Да знаете ли вы, что я, между прочим, ваш зять?

Старуха насторожённо вытянула в изумлении шею.

– Я-я-кы-ы-ый… ще… зять?..

– Ну-у… С которого… нечего взять… Почти законный…

Старуха помрачнела лицом, судорожно зачем-то вцепилась в верх табуретки. В следующее мгновение встала. От-шагнула к двери.

– И долго ты, мудрая голова, золотая верхушка, кумекал? – обмякло спросила. – Довго сушил голову?.. Нашёл из чего шутки сплетать…

– Хороши шутки! – дал вспышку Богдан. – Вчера сверну-ли с Маричкой, как говорится, вегетационный период. От-несли в сельсовет заявку. Дали по тридцать суток. Думайте, говорят. Я и думаю. Всю ночь ребята спали, как пеньки, а я не… сомкнувши… Всё раздумывал до посинения… Весь мой табор, все моё солдатьё снялось с корня, подалось на новое место впереди по трассе. А я заместо того чтобы ехать с ними вперёд, рванул в обратки. К вам… Назад… Не стерпел… Мы хотели союзом сказать вам сегодня вечером… А я не вытерпел… Нетерпелка загорелась… Я досрочно… Проклятый собачий инстинкт стахановца… Привык… Мы вот берём к такой-то дате быть на таком-то километре. Пока подскребётся та дата, а мы казакуем уже далеко поперёд того обещанного километра. Да не за бесплатно. Этот пожар подсыпает нам премиальные тити-мити…

– А якый туточки тебе премиальный навар? – жёстко пе-ребила старуха.

Её крутой тон смял Богдана.

«Как же так? Я от души, откровенно… А почему это она вроде как серчает? На что?»

– Так тебе по сегодняшнему дню якый будэ навар? – всё также жёстко повторила старуха.

Богдан пожал плечом.

– Ну… Сам первый сказал… Удивлю Марику…

– Ты шо, циркач? Шо цэ ты взялся всех удивлять? – глухо проворчала старуха.

Обида давила её.

«Ну как это Марийка все так повернула? Кой год одни и одни в дому. Легли одни, встали одни… Всё навроде друг у дружки на видах… Як тилько и можно было шо стаить от бабки, а она – на тебе, зволь радоваться… Оттащила заявку и отцу-матери, гляди, ни звучочка… Родная бабка про то узнала лише от стороннего человека… Ох же и густо засыпал он ей сором мозги, шо она уже только всё так и ладит, как ему всхочется… – Старуха вкогтилась в Богдана сухими, горячими глазами. – Шо ты за генерал? Та ты ще у мене узнаешь, як пахнет табак!»

– От шо, хлопче, – растравляя себя, сурово продолжала уже вслух старуха. – Может, ты поторопился, так ты подумай. Можь, ты не в ту хату заскок?.. Время есть, ты кре-пенько подумай… Чужаку, можь, я б и не сказанула, а коли ты мне под крыло в родичи мостишься, так на шо ж в молчанку играть? Ты мне в хату ту неславу не тащи.

– Какую неславу? – бледнея, прошептал одними губами Богдан.