Подкаст бывших

Мне должно быть приятно провести немного времени без его компании. Разум должен прийти в порядок. Но как только я оказываюсь под струей горячей воды и пытаюсь расслабиться, я не могу перестать думать о том, что Доминик занимается тем же самым внизу, пробегаясь руками по волосам, груди и прочим увлекательным частям тела. То, как он шутил сегодня, то, о чем мы вчера говорили друг с другом… Мы ближе, чем когда-либо, и напряжение между нами достигло критической точки.

Я заворачиваю волосы в полотенце и непристойно долго выбираю, что надеть. В конечном итоге я останавливаюсь на легинсах и футболке с вырезом-лодочкой и решаю обойтись без косметики, поскольку он уже видел меня без нее.

Когда я захожу на кухню, он уже за стойкой – рубит овощи с фермерского рынка, пока масло шипит на сковородке. Мускулы его спины перекатываются под серой футболкой, а волосы сырые и завиваются на концах. Судя по всему, он привез с собой повседневное мыло и шампунь, потому что пахнет тем самым запахом, который у меня с ним ассоциируется.

– Паста примавера, – говорит он, бросая брокколи и перец на сковородку. – Более продвинутая версия.

– Кастрюля, сковорода одновременно и все это без рецепта – впечатляюще. – Его вид и запах меня саму превращают в переваренную макаронину.

Когда я замечаю на столе два бокала вина, сердце заходится в груди с утроенной скоростью. Это он – мой высокий и невыносимый соведущий – накрыл этот стол. Это он успокоил моего испуганного пса. Это он прошлой ночью выболтал все свои секреты и предложил мне сделать то же самое.

Это он поцеловал меня и спросил, можем ли мы об этом забыть.

Это наша последняя ночь на острове, и я не могу залезть вместе с ним в кровать, не дотрагиваясь до него. Я больше не могу притворяться, что не хотела этого с тех самых пор, как мы начали «Экс-просвет». Я должна знать, взаимны ли мои чувства.

– Мы ведь были честны друг с другом, да? – обращаюсь я к его спине. – Все выходные?

– Конечно. – Он добавляет патиссон, цукини, чеснок.

– Знаю, мы договорились забыть о том, что произошло после бара. – Пульс гремит в ушах сильнее, чем дождь снаружи. – Но я… не забыла.

Наконец он оборачивается. Не знала, что треники могут быть сексуальными, но иначе описать то, как они висят у него на бедрах, невозможно.

– Я тоже не забыл, – говорит он после паузы. – И даже не пытался.

Не уверена, успокоило меня это или завело.

– Но ты ведь хотел притвориться, что этого не было? – спрашиваю я едва ли не шепотом. Я проклинаю себя за вопрос, но должна знать.

– Мне показалось, так будет проще.

– И как? Проще?

Кривая улыбка.

– Иногда, – говорит он, и я могу дать этому слову лишь тысячу объяснений. Он бросает взгляд на тушащиеся овощи, помешивает их.

– Если за эти выходные мы действительно должны сблизиться… может быть, нам стоит узнать, каково это – быть вместе взаправду. В трезвом состоянии.

Он качает головой.

– Нет.

– Нет? – Сердце ухает на пол. Никогда не понимала, о чем он думает, но не ожидала, что он вот так с ходу мне откажет.

– Если бы я поцеловал тебя еще раз, – говорит он, подходя ближе и вглядываясь как никогда пристально, – это было бы не ради передачи или эксперимента, а только потому, что я этого хочу.

О. Я хватаюсь за край стола, чтобы сохранить равновесие. Правил больше не существует. Грань между реальностью и вымыслом размыта, смазана, полностью уничтожена.

– Доминик. – Я пытаюсь поставить вопросительный знак в конце его имени, но получается хрипло и вызывающе. Если через несколько секунд он не дотронется до меня, я взорвусь.

Должно быть, он слышит похоть в моем голосе, потому что выключает плиту и подходит почти вплотную – между его грудью и моей всего несколько сантиметров. Я хочу проглотить каждый его тяжелый вздох. Когда он смотрит на меня сверху, в его взгляде больше нет привычного высокомерия. Темные глаза, слегка приоткрытый рот – может быть, вот оно – выражение, которое я не могла проинтерпретировать. Его волосы сырые и взлохмаченные, и я решаю, что именно такими они мне нравятся. Они понравятся мне еще больше, когда окажутся между моими пальцами и коснутся моего живота, бедер.

Он поднимает руку, и его большой палец опускается на мою щеку, а затем пробегает по ней и проскальзывает в мои влажные волосы.

– Я бы хотел запомнить каждую деталь. Твой вкус. Запах. Звуки.

В этот момент я невольно издаю стон. Это самое сексуальное, что мне когда-либо говорили, и если бы я обрела дар речи, то сказала бы ему, что тоже хочу услышать то, как он звучит.

– Шай. Боже. Ты хоть представляешь… – прерывается он, словно слишком переполнен желанием, чтобы закончить предложение. Какое оно мощное – осознание того, что ты можешь вот так украсть у кого-то слова.

Дом трясется от грома, но я не шевелюсь. Я – похоть, желание. Там, где он меня трогает… Другая его рука переходит на талию, и сквозь ткань футболки я чувствую давление каждого пальца.