Подкидыш

—  Хлеб! — говорил Ивасик сначала голосом, а потом ши­пением и щелканьем, и показывал хлеб, и даже ел сам и кор­мил Заврю.

—  Ивасик! — говорил он голосом, а потом фырканьем, свистом и щелчком и указывал на себя.

Завря смотрел внимательно, а потом принимался за соб­ственную тарабарщину. А ученые всё записывали: и речи Ивасика, и лепет Заври, и излучение камней, которые «рабо­тали» все активнее.

В часы, когда Завря спал, на станции начинали воспроиз­водить все то, что услышали и записали днем. Глеб, стараясь вникнуть, обязательно присутствовал при этом. Ивасик раза два тоже приходил, но, едва умолкал магнитофон и включа­лись компьютеры и мониторы, Ивасик переставал что-нибудь понимать, по одним экранам бежали зигзаги и молнии, по другим нескончаемые ряды цифр. Зигзаги и молнии еще напо­минали Ивасику что-то светлое и согласное — прошлогоднюю радость, такую прекрасную догадку, что всё в мире от молний. Но Завря был не от молний, и листик распустился на ветке, которая тоже не была молнией и они не понимали с Заврей друг друга, и потому все эти зигзаги и цифры казались Ива- сику бесполезным занятием.

Но однажды Ивасику торжественно объявили, что Заврин лепет — отнюдь не тарабарщина, а речь, но еще непонятная. Однако есть и ключ к этой речи — камни и их излучение, пульсация их излучения, зигзаги и кривые, все эти ряды цифр показывают связь между собой, соответствие. Похоже, что камни обучают Заврю, разговаривают с ним и переводят ему слова Ивасика.

Теперь уже Ивасик не меньше, чем все остальные, ждал, когда ключ к речи Заври и камней будет подобран, вычис­лен, найден, угадан. И этот день настал. Говорил Ивасик, го­ворил Завря, говорили «камни», а компьютеры работали пере­водчиками. Впрочем, когда Ивасику сказали: «Говори, спра­шивай», он так растерялся, что сначала вообще не мог вы­молвить ни слова, а потом не нашел ничего лучше, как спро­сить:

—  Завря, у тебя не болит голова? — но тут же поправил­ся. — Завря, ты помнишь меня?

Завря ответил сразу на оба вопроса.

—  У меня не болит голова. Немного помню. Недавно не­много помню. Ты хороший человек.

—  Завря, а ты помнишь, как ты говорил про себя: «Завря хороший человек, солнышко»?

И Завря засвистел-засмеялся, и радостно засмеялись все вокруг, слушая, как разговаривают друг с другом на челове­ческом и еще неведомо чьем языке Ивасик и Завря.

Но дальше стали открываться такие поразительные вещи, что уже не до смеха было.

Начать с того, что не подтвердилась ни одна догадка Глеба, или, вернее сказать, подтвердились сразу обе.

Да, Завря был землянин, потомок древних, вымерших на Земле ящеров. И в то же время он был инопланетянин.

Дальнейший рассказ Заври был так странен, что этот рас­сказ долго еще потом обсуждали и объясняли себе и друг другу все слушавшие в тот день Заврю.

В то время как ящеры на Земле стали гибнуть, в нашей

Вселенной уже существовали высокоразвитые цивилизации. Они наблюдали планеты, где уже возникла жизнь, но при этом никак не вмешивались, ибо пути развития жизни на разных планетах, в разных условиях неповторимы и даже самый раз­витый разум не может предвидеть, во что и как она разо­вьется. Иные формы жизни приводили к возникновению ра­зума, и каждый разум был так же уникален и неповторим, как породившая его жизнь. И не было, сказал Завря, во всей Вселенной ничего важнее этих особенных путей развития разных цивилизаций. И те цивилизации, что уже высоко раз­вились и знали и умели так много, что могли бы направлять едва возникшие цивилизации, раз и навсегда наложили на это запрет. Потому что совсем не нужно, чтобы цивилизации повторяли друг друга, ибо нечего тогда будет поведать им друг другу, когда встретятся они наконец.

Но случается, что жизнь и разум в каком-нибудь уголке Вселенной стоят на краю гибели и, если нет уже у них ни одного пути к спасению, бывает тогда, что могущественная космическая цивилизация спасает гибнущий вид разума, по­селяет его представителей на подходящую планету и, выжив­ших и окрепших, возвращает на прародину.

Среди бесчисленных ящеров, населявших Землю в те далекие времена, зародился и разумный вид. Существовал этот, довольно мелкий по тем временам вид, в двух природных сти­хиях: в прибрежных лагунах, на мелководье, и на суше, так что три глаза ему были очень кстати, от своих же громадных предков получил этот вид в наследство не один головной мозг. Эти мозговые наросты, развиваясь в сложных условиях, сдавили, сузили пищевод и желудок, так что была у Завриных предков и особая забота — предельно измельчать пищу и не очень наваливаться на еду — есть понемногу. Когда вы­мирание ящеров стало необратимым, пришельцы из иных си­стем спасли Завриных предков, и выпестовали, и вернули да­лекого их потомка Заврю вновь на Землю.

—  И много таких планет, где космические цивилизации спасают гибнущие виды разумных? — спросили Заврю.

—  Камни говорят: да. Это большая планетная система.

—  Как зоопарк Даррелла,— прошептал Глеб. — Как Джой Адамсон, спасающая гепардов и львов. Сохранить и возвра­тить природе то, что может исчезнуть навсегда.