Он начинает вставать раньше на полчаса уже на третий день. Он занимается в зале в подвале и лупит кулаками по боксёрской груше так сильно, что уже спустя двое суток на костяшках появляются синяки. И он проводит почти всё свободное время с Баксом. Тому тоже не к кому идти, поэтому они, как два изорванных одиночества, шатаются по улицам. Когда Бакс занят, Тор идёт к Нат. Даже несмотря на те её довольно грубые, хоть и честные слова, он всё же не злится на неё, иногда скрашивает ей часок-другой во время прогулок по магазинам или же просто прогулок.
Попытки отвлечься не привносят в него совершенно ничего. Внутри все органы до сих пор покрыты этими дикими, липкими каплями мороси, а сердце уже почти-почти обросло коконом.
И ладно бы, это был защитный кокон. Ладно бы, он спас его от такой глобальной проблемы, как «Локи», но… Этот кокон убивает его. Он сдавливает аорту, пережимая выход крови, сдавливает полые вены, пережимая вход крови, и стискивает всю сердечную мышцу, мешая ей попросту двигаться.
На пятый день Тор просыпается и всё то время, что он должен заниматься, просто лежит в постели. Светлые мягкие пряди, в которые так любили вплетаться тонкие аккуратные пальцы, чуть солёные и влажные на висках, а взгляд устремлён в потолок и…
Ему не хочется двигаться. У него нет сил поднять руку и тем более сесть. Вся его ярость, вся его злость обратилась в морось и… И он просто не может сделать вдох. Не может сделать хоть что-нибудь.
На тумбочке стоят часы, но он не смотрит на время. Не может повернуть голову.
Постепенно дом оживает. Просыпается Фригга, начинает собираться на работу. Один как обычно в командировке, но Тор уже давно ничего не чувствует по этому поводу. Он прислушивается к тому, как тихо стучит дверь комнаты Локи, когда тот закрывает её за собой, как тихо стучит дверь ванной следом.
За всё то время, пока мальчишка собирается в школу, пока завтракает на кухне, пока ходит по коридорам… Он переговаривается с Фриггой от силы один раз.
Дом оживает, но это не то оживление, что было до приезда Лафея. Не то оживление, что было до появления Локи.
Дом жив, но и мёртв одновременно. И к этому даже присматриваться нет нужды.
Фригга просто недовольна Локи. По факту. Из-за того, что он такой «слабый», наркозависимый, неправильный, поломанный и… Убийца, кстати.
Ещё она недовольна Локи потому, что он ходит под ручку с сердцем Тора. И это, наверное, решающий фактор, да уж.
Мальчишка носит его, Торово сердце, с собой в школьном портфеле, держит рядышком, когда рисует, делает уроки или завтракает и кладёт его под подушку, ложась спать.
Но он не знает этого. Он думает, что это навязчивая муха, и постоянно пытается её прихлопнуть.
На самом деле это его, Тора, сердце. И ему очень и очень больно.
Также Фригга не довольна и им самим. На самом деле тем, что он не оправдал её надежд и влюбился, но по ощущениям, будто бы из-за того, что начал курить траву, колоться или ещё как-то окончательно/бесповоротно/навсегда сгубил свою жизнь.
По ощущениям будто бы он может это контролировать. Будто бы он осознанно поставил для себя задачу влюбиться именно в Локи. Будто он… Будто это именно он виноват в том, что его сердце стало грёбанным перебежчиком и просто смылось из его груди в соседнюю комнату!
Поэтому дом мёртв, всё ещё живя. Потому что Фригга недовольна им, недовольна Локи и… И всё тут.
Он не знает, как это исправить. Не недовольство матери, а скорее эту вязкую морось внутри себя. Морось, что стискивает его лёгкие, его желудок и печень, что…
В какой-то момент в последний раз хлопает входная дверь, и дом затихает. Он всё ещё лежит в постели. Начинается первый урок — Тор медленно сжимает левую руку в кулак. Первый урок заканчивается — Тор переворачивается набок.
Он мог бы назвать это депрессией, но это глупо. В плане: что тут такого, его же просто бросил человек, с которым он сблизился настолько сильно, что… Сильнее, кажется, уже и некуда.
Невозможно сильнее, ну, правда, от чего так больно, пожалуйста, пусть он просто взглянет на меня один раз, и мне этого будет достаточно, пусть просто посмотрит, просто посмотрит мне в глаза, и тогда я всё пойму, я увижу там безразличие и отброшу все надежды, буду умирать в одиночестве, только пусть он поднимет на меня свои невероятные глаза и будет смотреть только на меня, и… И… И… Почему он смог уйти так просто?..
Тор не плачет. Он просто не может плакать. Эта влага на щеках просто не может быть слезами.
Где-то в середине третьего урока он, наконец, поднимается с постели и медленно идёт в ванную. Умывается до рези в глазах.
Его почти что не волнует то, как быстро сменяются состояния. Одна мысль наталкивается на другую, как наталкиваются друг на друга доминошки, и вот он уже не в депрессии, а в ярости. Это всё ещё кажется ему глупым и бессмысленным…
Не что-то определённое. Он сам.
Он глупый. Он бессмысленный.
Где-то там безразличный, пустой Лафейсон-младший смеётся над ним и его чувствами. Ведь всё, что он делал, играл свою роль. Всегда играл свою роль.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное