Подкова для летучей мыши

– Как попала к вам эта икона? – спросил Борзов.

– Наследство, – с улыбкой пожала плечами я, давая понять, что не собираюсь вдаваться в подробности.

– А почему вы решили продать ее?

Я уже готова была выложить целую драматическую историю о финансовых трудностях и личных, втайне от мужа, долгах, как вдруг в голове мелькнула гениальная мысль, и я круто изменила сюжет рассказа.

– Из мести, – зло улыбнувшись, коротко бросила я.

– Из мести? – удивление было искренним.

– Ну да. Мой муж… да, впрочем, не важно. Он… насолил мне. Теперь я хочу насолить ему. Эта икона – какая-то там родовая реликвия в его семье, весьма для всех ценная. То, что и другие могут иметь что-то ценное в этой жизни, ему непонятно… Впрочем, не важно. Так вот. Ему наплевать на мои ценности, мне наплевать на его. Я хочу знать, сколько это стоит. Эта ценность. Сколько это в рублях. И если найдется покупатель – я продам. Продам с удовольствием.

Я изо всех сил пыталась сыграть женщину, неумело скрывающую семейный конфликт, и, кажется, мне это удавалось. Борзов смотрел сочувственно и даже как бы немного обеспокоенно.

– Но… возможно, не стоит прибегать к таким… крайним средствам, – осторожно проговорил он, помня о недавней отповеди.

– Ничего не крайним. Нормальным, – сердито произнесла я, целиком поглощенная своей никому не известной тайной обидой. – Если со мной можно… впрочем, не важно. Я продам.

– Что ж, если вы настроены так решительно…

– Вполне решительно. Совершенно. Абсолютно решительно.

– Тогда, видимо, есть смысл посмотреть вашу икону. И если это действительно подлинник…

– То что? – очень оживилась я. – Сколько он может стоить?

– Ну, так сразу нельзя сказать… – начал свою профессиональную игру Борзов. – Каждая вещь оценивается индивидуально…

«Ну да, сейчас ты расскажешь мне, как это сложно и сколько требует усилий, постараешься набить цену себе и сбить ее с моей вещи», – думала я, под действием любимого напитка уже почти освободившись от волшебных чар.

Кстати, кофе в этом кафе и в самом деле готовили вполне на уровне.

– Но хотя бы приблизительно вы можете сориентировать меня, – настаивала я. – Если вы имеете дело с такими вещами, наверное, знаете.

– Ах, Татьяна. Вам все кажется, что я пытаюсь скрыть какую-то информацию, тогда как в действительности я только хочу вас же защитить от ненужных разочарований. Вам интересны крупные суммы? Что ж, извольте. Иногда в сделках с подобными предметами фигурируют суммы с шестью нулями. Но это – если речь идет о вещи действительно подлинной и древней. А они чрезвычайно редки. Чрезвычайно! Теперь подумайте, вот я сейчас посулю вам выгодные условия, а когда вы принесете реальную вещь, окажется, что это – либо подделка, либо качественный, но довольно поздний список, не имеющий ни исторической, ни какой-либо иной ценности. И что мы тогда будем с вами делать?

«Не волнуйся, не окажется, – думала я, слушая эти проникновенные речи. – Конечно, если сам ты не шельмовал, подсовывая новодел своему приятелю Хромову. Но – шестизначные суммы! Это, я бы сказала, не слабо. Ну и сделали тебя, Коля! Сделали, да и спровадили на тот свет за здорово живешь. Сто тысяч… Ха! И ладно бы – заплатили. А то ведь даже понюхать не дали. И на что же еще после этого обижаться? Он свои карточные долги этой иконой на сто лет вперед оплатил».

– …поэтому лучше нам с вами еще раз встретиться… вот хоть бы здесь же, например, – все продолжал говорить Степан Николаевич. – Вы бы принесли икону, я бы взглянул… А тогда уже и речь бы вели. Конкретно.

– Что ж, хорошо, – выдержав небольшую паузу, как бы все обдумав, согласилась я. – Если вам удобно, мы можем встретиться завтра. Часов в девять утра.

– Отлично. А сегодня вечером вы очень заняты?

Глаза Джеймса Бонда снова смотрели призывно и нежно, но я устояла. Дело – прежде всего, а роль господина Борзова во всем этом пока мне не очень понятна. Такой удалец на все может оказаться способным. А спать с убийцами – не в моих правилах. Даже если они совершили это черное дело чужими руками.

Но поскольку доказательств непричастности Борзова у меня не имелось точно так же, как и доказательств его причастности, отказывая, я улыбнулась просто ослепительно.

– Боюсь, что вот именно сегодня – очень.

– Но ведь есть и другие дни?

– Разумеется.

Подарив на прощанье многозначительный и многообещающий взгляд, я поднялась из-за столика и пошла к выходу так, как ходят только по подиуму.

В том, что впечатление, произведенное мною на Борзова, было совершенно сногсшибательным, я не сомневалась ни минуты. Чему удивляться? Он и сам произвел на меня впечатление. Так что я старалась.

Но чем все это может помочь делу, пока не ясно.

Ясно было, что Борзов не хотел, чтобы я озвучила свое предложение в магазине, поэтому пригласил в кафе. И что это может означать? Только одно – он считает вероятным, что в руках у меня действительно раритет, и не хочет делиться прибылями.

Ну что ж, как минимум одно дело мы сделали – рыбку на крючок подцепили. Теперь нужно воспользоваться преимуществом и извлечь из ситуации все возможные выгоды.