Подкова на счастье

— Что случилось? — спросил Зима, останавливаясь на середине комнаты, у стола. Ему не ответили.

— Войной от России отринутый
Слоняется по миру он,
Пока ещё веря заученным
Чужим иностранным словам…
Семья у мальчишки в Смоленске была…
Её в сорок первом война отняла!
И дом разломала, и детство украла,
Взамен не дала ничего!
Давно на чужбину заброшенный,
Всё бродит он, всё бродит он
И знает одно лишь о родине:
Что родины нет у него…

— Что произошло? — спросил уже Тимка, бросая на пол мокрые перчатки для верховой езды.

— Ненастными днями, ночами ли
Он горбится в молчании…
Кто знает, о чём размышляет он,
Смоленский мальчишка Иван?
За годы скитаний измученный,
Издёрганный, приученный
При встречах здороваться левою,
А правую руку — в карман…
Когда-то в Смоленске он в прятки играл,
Пел песни и марки в альбом собирал…
Он помнит немножко ветлу под окошком
И думает вновь: "Для чего?!"

Стало ясно, что спрашивать бесполезно. Олег и Тимка, переглянувшись, просто подсели к столу, не переодеваясь. Тимка шепнул Олесе:

— Олька где?

— Погоди ты… — ответила та.

— Давно на чужбину заброшенный,
Всё бродит он, всё бродит он
И знает одно лишь о родине —
Что родины нет у него…
Сейчас по Нью-Йорку холодному,
А может быть — по Лондону,
А может, по Мюнхену бродит он,
Смоленский мальчишка Иван…
Глядит он на небо недоброе
И думает о доме он,
И верит всё меньше заученным
Чужим иностранным словам…
Рекламы в глаза ему плещут огнём
Но видит мальчишка ветлу под окном,
Смоленской весною себя под ветлою —
И рядом отца своего!
Сейчас по Нью-Йорку холодному
Пусть ходит он, пусть бродит он,
Всё больше тоскуя по родине —
А Родина… есть у него![33]

Наверху хлопнула дверь. Все разом вскинули головы. Появился Вячеслав Тимофеевич, ещё несколько человек. Вячеслав Тимофеевич вёл, обняв за плечи, Дано. Лешка, шедший чуть сбоку и сзади, говорил громко и возмущённо:

— Но это же неправильно!!! Надо позвонить моему папе, у него есть знакомые газетчики… и вообще, надо что-то делать, это же неправильно!!!

— Да что случилось-то?! — крикнул, вскакивая, Тимка — нервы не выдержали. Ратмир, тоже спускавшийся сверху, ответил:

— Отца Данкиного наши в Гаагу выдали.

— Не ваши… — поправил Дано, не поднимая головы. — Это не ваши… это гады. Они не русские. Они не люди. Вы не виноваты.

— Как выдали? — спросил Олег, тоже вставая. — Почему выдали? Кто позволил? Как они могли… Гаага — это же убойный цех!