Подкова на счастье

бомжей,

проституток,

попов,

ребятни,

стариков,

работяг,

беспризорных

и нищих

двоякое обозначает классно:

является каждый

         между людьми

                    чем дальше,

                        тем, собственно,

                              более лишним,

и, собственно, каждому —

                                      страшно.

Очищение грозой

Нащупав на́скоро не свой, забытый,

                                             предыдущий,

                                                        каменистый,

                                                                 пересохший,

                                                                                  след,

ликуя, трепеща, всшумит в овраге

                                                   свежий,

                                                    необученный,

                                                          отчаянный ручей;

не отягчат его воспоминания о только что

                                                               утихших

                                                            своевольных,

                                                                      мощных,

                                                              урагане и дожде…

Как весело ему в объятиях

                                   заманчивых,

                     ещё не до конца рассеянных

                                                                   угроз!

Просветятся упругие бока

                                  на торопливо

                                                уходящих

                                                              в даль

обидчивых,

              угрюмых,

                         тёмных,

                                    страшных,

                                                 разъярённых

                                                                     тучах,

и всё опять покажется свежее, утончённей,

                                                     привлекательнее,

                                                                          лучше, —

до новых,

      ожидаемых смущённою душою

                                                          гроз,

тревожных, мрачных и тяжёлых

                                                  мыслей,

 робких, лёгких и неясных чувств,

 несдержанных,

                  раскованных

                                 признаний и страстей…

Предснежье

Стёкла окна запотели;

на них провисает

                 извилистых струй

                                            бахрома —

в далёкую грусть уходящие

тонкие стебли

                     раздумий-корней…

Расплющены,

                 медленно,

                          нехотя

                               катятся

                                     капли-слезинки…

А под окном,

          одинокий,

              обиженный сыростью тополь,

раскинув

             холодные

                           руки,

скорбит об утраченных

                                 листьях.

Горбятся крыши,

цепляясь

           за низкое

                        небо, —

оно уж наполнено

                           снегом.

«Мир полон превращений…»

Мир полон превращений неизбежных:

как ясный день идёт на смену ночи,

так разум наш с годами всё яснее

черты времён минувших освещает,

без сожаленья юность укрывая.

Но горький эпилог своих стремлений

не каждому из нас дано осмыслить.

Глядь: а на смену дню уж ночь приходит.

Какой укор разумному началу!

Как мужество в пути навстречу жизни

нас прежде каждый день сопровождало,

так в новый срок, со счётом невеликим,

себе мы на уме – герои и мужчины —

и смело с обречённостью толкуем.

Мы по десятку узких троп легко проходим,

становимся счастливыми иль злыми,

а рядом нас зовут любимыми, друзьями,

ждут, завистью гнобят, плетут на нас интриги.

Но даже на виду у ежедневной скуки

ещё есть право каждого искать дорогу,

ту, на которой честь ронять некстати.

Когда же в суете косноязычной

себя хоть раз ты упрекнул в упрямстве,

в остатках юной дерзости и пыла,

то знай, что от такого отреченья

ты пострадаешь сам, притом немало.

Ты будешь скромно жить затворником унылым,

для вида раздавая обещанья

в делах, которых делать уж не хочешь,

и с этим жить уже не перестанешь;

но ненадолго так тебя достанет…

«Завидую тебе, художник…»

Завидую тебе, художник даровитый,

собрат моих обманчивых стремлений;

в порыве чувств и воли, вместе слитых,

ты предо мною – несомненный гений.

Я примечал: усталый, на пределе,

тянулся к кисти ты

                         в волнении поспешном;

мазок-другой – и чьё-то оживало тело,

и трепетало красотой нездешней.

Всё дышит в мастерской твоим прикосновением.

Готов очередной эскиз, —

                         в нём движется, искрясь,

                                                 поток высоких дум.

К единой цели – всё; ко благу – вдохновенье.

Я с осветлённою душой тебя благодарю.

«Звенит, поёт ночная тишина!»

Звенит, поёт ночная тишина!

Кружатся звуки в несдержанных порывах.

Едва приблизившись, уйдут опять назад,

взлетят куда-то вверх, опустятся с обрыва.

Аккордов череда и мягкие октавы

в рулады просятся жемчужные сойтись,

поверить в то, что заполняет жизнь,

и слиться с ней торопятся заставить.

И серебристый смех, и тайный шёпот,

и истомлённый вздох, и отдалённый топот…

Кому-то звучный перебор соткёт любую нить.

Мы только двое знаем тайну нашу.

Уймётся тишина, что так сердца палит,

и снова к нам другая, поровней, приляжет…

Реквием

Всё, что ещё от меня осталось, —

то – что есть; – не такая уж малость!

Немотный и твёрдый, в пространствах пустых

я странствую, вечностью меряя их.

Чтоб уцелеть на путях неизведанных,

служу лишь себе, терпеливо и преданно.

Только и дела всего у меня, что грановка

моей ипостаси: грановка-обновка.

Лечу или падаю, всё мне едино.

Лучшая грань – от толчка в середину.

Не остаётся сомнений: удар что надо.

Ещё не разбит я! и то – мне наградой.

Хоть гранями всё моё тело изрыто,

я не ропщу; – они мне – прикрытье.

Новые сшибки – раны на ранах;

ими шлифуются прежние грани.

Сбитой, отшлифованный, я и внутрях

твёрд и спокоен будто бы маг.

Тем и довольствуюсь в ровном движении.

В радость мне встречи, желанны сближения.

Нету в них умыслов; только судьба

их преподносит, блуждая впотьмах.

В том её действенность и непреложность:

редко в пустом возникает возможность.

Рядом ли дальше чей путь проискрится,

это всего лишь намёков частицы…

Выгоды есть и в бесцельном движении:

вызреет случай войти в столкновение…

Всё, в чём я сущ и одарен судьбою,

то всё – во мне; – и – прервётся со мною.

Этюды о культуре

Песня вне простора

Вновь воротиться пора песне на лад путевой.

Рутилий Намациан

I

Сколько бы нас ни убеждали в том, что в настоящее время происходит будто бы необычайный расцвет песенного искусства, мы упорно не очень доверяем этому. Одобрительно воспринимается расцвет; мы его хотим; но, к сожалению, всё получается не так уж ярко, не таким радостным и желанным.