— Слушай ты, дрянь, — прошипел мужчина, — я раскрыл весь твой обман! В самый последний момент ты подменила коробки и отдала мне подделку. Немедленно неси сюда подлинник, пока я не разгромил твоё убежище и не отвёл тебя на гильотину!
Жанна приподняла чёрные, точно нарисованные углём, брови.
— Что я слышу? — удивилась она. — Вы хотите отвести меня на гильотину? Интересно, что вы скажете полиции?
— Я выдам тебя с потрохами, если немедленно не вернёшь драгоценность! — пообещал граф. Однако и это Жанну не испугало.
— Что ж, вы можете это сделать, — произнесла она совершенно спокойно, — да только я вам не советую из дружеских побуждений. Я тоже молчать не буду. Если вы надеетесь отсидеться в тени, то это у вас не получится. Думаю, Олива и Босир бежали ещё не так далеко, и при желании их можно отыскать. Олива расскажет, как жила в ваших владениях всё это время, Босир подтвердит, что вы пытались с его помощью надавить на его возлюбленную. Всем известно, что вы маг и колдун. Я расскажу, что вы, прибегая к разным зельям и гипнозу, диктовали мне, что я должна делать, и я делала против собственной воли. Ожерелье я передала вам, его у меня нет, и полиция ничего не найдёт при обыске. В лучшем случае мы окажемся в соседних камерах, мой дорогой граф!
Ну а в худшем… не хотела бы я быть на вашем месте… — Дама тряхнула подолом платья. — А посему не вижу больше причины вас задерживать.
— Ты ещё пожалеешь об этом! — изо рта Калиостро вырвалось шипение кобры. — Я уничтожу тебя! Версаль действительно узнает о Жанне Валуа, да только как об аферистке и преступнице!
Женщина развела руками.
— Что ж, — вздохнула она, — как я уже сказала, будем сидеть в соседних камерах. А теперь мне и в самом деле пора. Говорят, королева даёт бал в Трианоне. Не сомневаюсь, что она пригласит меня. За последнее время Мария-Антуанетта так меня полюбила!
Демонстративно развернувшись, графиня направилась к дому, подмигнув Клотильде, которая с ужасом созерцала эту сцену.
— Милая, — подскочила к ней старуха, когда женщина вошла в дом, — вы говорили о каком-то ожерелье. Я умоляю вас, отдайте всё этому человеку!
— Отстань, Кло, — отмахнулась Жанна, — я ужасно устала. Налей-ка мне лучше чашку горячего шоколада.
Служанка хотела ещё что-то сказать, но графиня сделала ей знак молчать и удалилась в свою комнату. Усевшись в кресло возле окна, она стала напряжённо размышлять. Что же лучше всего сейчас предпринять? Может быть, послушаться Кло и уехать из Франции? Где-нибудь на островах ей действительно будет спокойнее. Продав ожерелье, она заживёт безбедно. Да, безбедно, но уединённо. Бежать придётся в такие места, где никто никогда не слышал о графине де Ла Мотт, а значит, её клятва самой себе покорить Версаль так и повиснет в воздухе. Не лучше ли всё же остаться? Да, наверное, лучше. Теперь у неё есть деньги, она станет вхожа в лучшие дома Парижа. А что касается Калиостро и де Рогана… Кардинал никогда не осмелится спросить королеву, почему она не отдаёт ему деньги и почему до сих пор не надела его подарок. А не осмелится потому, что они не в таких отношениях. Нет, ехать никуда не нужно. Скоро Париж падёт к её ногам. В доме графини будет собираться лучшее общество. Завтра, а может и сегодня, необходимо продать ещё один бриллиант и обзавестись драгоценностями и прекрасными туалетами.
Глава 17
Пока Жанна набивала шкаф нарядами и смело выезжала на балы в новом дорогом экипаже, поражая публику экстравагантным вкусом, кардинал проводил вечера в глубоком раздумье. С тех пор как он сделал королеве дорогой подарок, прошёл уже месяц. Его не беспокоило, что Мария-Антуанетта пока не возвращала ему деньги и не надевала украшение. Его волновало совсем другое. Во-первых, после последней встречи с королевой он стал чаще бывать во дворце и старался попадаться ей на глаза, но она по-прежнему вела себя с ним холодно и равнодушно, и он не узнавал той Марии-Антуанетты, которая позволила поцеловать свою руку и с благодарностью приняла ожерелье. Во-вторых, король поговаривал о смене кабинета министров и называл фамилии, однако кандидатура де Рогана даже не рассматривалась. Странно, что Мария-Антуанетта ничего не сказала супругу, хотя обещала. Всё это было не похоже на неё. Люди, близко знавшие королеву, говорили, что её слову можно доверять. Впрочем, де Роган и сам это прекрасно знал. Вот почему он постоянно задавал себе вопрос, что же произошло.
В результате, вконец измучившийся нехорошими подозрениями, кардинал решился поговорить с Марией-Антуанеттой. Утром он явился во дворец, подождал, пока королева останется одна, и подошёл к озеру. Мария-Антуанетта кормила лебедей. Де Роган с восхищением смотрел на её белую шею, едва скрытую высоким воротом платья, на руку с тонкими длинными пальцами, выглядывавшую из широкого, по моде, рукава. Де Роган низко поклонился, и королева ответила небрежным кивком. В тот же миг все сомнения монсеньора о необходимости разговора улетучились — он смело шагнул к Марии-Антуанетте и тихо проговорил:
— Ваше величество, простите, что украдкой любовался вами…