В этой связи нелишне напомнить, что в конце 1919 года В.И. Ленин не согласился с предложением комиссара по еврейским национальным делам С.М. Диманштейна задержать распространение написанной М. Горьким листовки «О евреях». По мнению комиссара, она могла послужить на руку нашим врагам, для использования в антисемитских целях, поскольку представляла «неимоверный дифирамб еврейскому народу… создавалось впечатление, будто революция держится на евреях». Признав, что листовка «формулирована очень неудачно», Ленин в целом нашел ее полезной. Оказалось, он был больше озабочен тем, что будущие исследователи могут недооценить выдающуюся роль, сыгранную в революции латышами и евреями, эвакуированными в предреволюционные годы из западных прифронтовых губерний вглубь России. Диманштейн зафиксировал «оригинальную мысль» вождя, объяснявшую сверхпредставленность евреев в советском государственном аппарате. В.И. Ленин утверждал: «Большую службу революции сослужил также тот факт, что из-за войны значительное количество еврейской средней интеллигенции оказалось в русских городах. Они сорвали тот генеральный саботаж, с которым мы встретились сразу после Октябрьской революции и который был нам крайне опасен. Еврейские элементы, хотя далеко не все, саботировали этот саботаж и этим выручили революцию в трудный момент… Овладеть государственным аппаратом… нам удалось только благодаря этому резерву грамотных и более или менее толковых, трезвых новых чиновников». Это многозначительное суждение опубликовано во введении к сборнику статей В.И. Ленина «О еврейском вопросе в России» (Харьков, 1924).
Н.И. Бухарин видел «определенную базу» для антисемитизма в стране и поведал о ней в своем выступлении на XXIV Ленинградской губпартконференции (1927). По его словам, во время военного коммунизма «мы русскую среднюю и мелкую буржуазию наряду с крупной обчистили… Затем была допущена свободная торговля. Еврейская мелкая и средняя буржуазия заняла позиции мелкой и средней российской буржуазии… Приблизительно то же произошло с нашей российской интеллигенцией, которая фордыбачила и саботажничала: ее места заняла кое-где еврейская интеллигенция, более подвижная, менее консервативная и черносотенная». Отсюда и разговорчики: «Россию жидам продали». Действительно, все ясно. В одном случае власть не была поддержана, в другом — сразу нашла сторонников. Поэтому одних «обчистили», другие не пострадали. Черносотенство здесь вроде и ни при чем.
Меткое суждение о различиях в отношениях большевистской власти, с одной стороны, евреев и русских, с другой, принадлежит А.И. Солженицыну. «В революцию и еще долго после нее, — писал он в своем «В круге первом», — слово «еврей» было благонадежнее, чем «русский». Русского еще проверяли дальше — а кто были родители? А на какие доходы жили до семнадцатого года? Еврея не надо было проверять: евреи все поголовно были за революцию, избавившую их от погромов, от черты оседлости». Создавалось впечатление о национальности, целиком, с благословения властей, перемещавшейся на позиции революционного класса: «Были мальчики сыновьями юристов, зубных врачей, а то и мелких торговцев, — все себя остервенело-убежденно считали пролетариями». По мнению Наума Коржавина, антисемитизм в СССР во многом был обусловлен «неверной национальной политикой Ленина, когда к евреям стали относиться, как «к ранее угнетенной нации», и старались их компенсировать за прошлые века». В результате «евреев оказалось Много в руководстве (а руководство всегда непопулярно)» (Континент. 1975. № 2). Именно этот факт и был в полной мере использован гитлеровской пропагандой в годы войны.