Подлинная история 'Зеленых музыкантов'

(222) Так, кстати, звали мою первую жену, с которой я в общей сложенности прожил дней пять. Мы познакомились в бане, когда мы с товарищем вывалились пьяные из парной, а она сидела в очереди в "женское отделение" и читала книгу Антуана де Сент-Экзюпери "Маленький принц". Она была злобноватой красавицей. А вот моя третья и, надеюсь, последняя жена Светлана значительно красивей и очень сильно меня любит, равно как и я ее, даром что женщина она хоть и добрая душою, но очень строгая, и я ее иногда побаиваюсь. Людмилу же портил утиный нос и непристойно звучащая фамилия, которую я приводить не стану и даже более того - к месту напоминаю: ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ВСЕ, НАПИСАННОЕ МНОЙ, ВЫДУМКА. Любовь сразила меня, "как финский нож" (М. Булгаков), но я уехал продолжать высшее образование, и Людмилочка переспала с тем самым моим товарищем, наперсником нашей любви и "чичисбеем", о чем мне сообщать, конечно же, не стала, и я узнал об этом значительно позже, отчего и рассорился с "чичисбеем" навсегда.

В день, когда мы поженились, она направилась "навестить друзей" и возвратилась только утром, "дыша духами и туманами". В городе Д., что на канале М.-В., ей сильно не понравилось, но она крепилась и даже привела меня показать московским родственникам, сотрудникам КГБ, хотя я просто умолял ее этого не делать, справедливо предрекая, что ничего хорошего из этого не получится. Как в воду глядел - напившись до безумия с крепкими гэбэшными ребятами, я обвинил их в том, что они нарушают права человека, посадили Синявского и Даниэля и т.д. по полной программе. После длительной потасовки с разбиванием посуды и ломкой хрупкой модной мебели эти честные парни, скорей всего служившие в каком-либо другом, недиссидентском отделе, все-таки выкинули меня из квартиры с побитой мордой, в рваной рубашке. После безуспешных попыток поджечь им дверь, я вышел на улицу и возопил, обращаясь к мертвым ночным окошкам: "Коммунисты, вызываю вас на поединок! Коммунисты, если вы не трусы, выходите на бой"! Безобразная пьяная сцена! Не забрали меня, очевидно, лишь потому, что в своем доме скандалов "не трэба", очередную "звездочку" задержат... Все вышеописанное могут подтвердить знаменитый ныне драматург женского пола Л. П. и ее муж Б. П., которые тогда проживали в нищете около метро "Ленинский проспект" и к которым я, как только открыли метро (куда меня, неизвестно как, пустили), явился отлеживаться. Окончательный разрыв произошел, когда я в очередной раз явился из Москвы в город К., где запустил в нее привезенной в подарок сырой и чуть-чуть завонявшей в самолетном тепле уткой, после чего тут же возвратился к своей будущей второй жене, с которой "дружил", прежде чем жениться на жене первой. Дальнейшие следы Людмилы теряются в пространстве и времени - по слухам, она содержала подпольный публичный дом в г.Туле, где вышла замуж за эстонца. Как-то, уже в "новые времена", я получил бандероль из Эстонии, где лежала моя книжка "Жду любви не вероломной" и имелось письмо, которое гласило, что неизвестная почитательница моего таланта г-жа Людмила Тынномяги просит у меня автограф. Я и написал: "Дорогая Людмила! Рад, что вас, живущую в далеком нынче ближнем Зарубежье, так интересуют русские книги. Горячо любите свою Родину, читайте больше художественной литературы, совершайте больше добрых дел, и Бог никогда не отвернется от Вас". На этом переписка прекратилась.

(223) Решительно не помню, как познакомился со второй своей женой, тоже красавицей. Но зато слишком хорошо запомнил, как мы расстались странным летом 1978 года. Я не очень твердо осведомлен о том, что было в ее жизни дальше, прежде чем эта жизнь закончилась - по слухам, слишком трагически и слишком рано. Она была беззлобным существом, любила портвейн и тряпки... Видит Бог, мне жаль...

(224, 225) [...]

(226) Не знаю точно, что это слово означает. Это поэт Елена Шварц из Питера знает, потому что она очень любит загадывать друзьям и знакомым шарады, ребусы и загадки, отгадать которые никто не может, потому что Елена Шварц умнее всех своих друзей и знакомых. [...]

(227) Разумеется, не про Сталина, а типа уже упомянутой "Бригантины". Или вот еще была "прогрессивная песня" при "оттепели", которая приобрела буквальное звучание, когда началась массовая эмиграция:

Я не знаю, где встретиться

Нам придется с тобой.

Глобус крутится, вертится,

Словно шар голубой.

Припев: И мелькают города и страны,

Параллели и меридианы...

Одно из двух: или хоровое пение возродит Россию, или Россия возродит хоровое пение.

(228, 229) [...]

(230) Вся "прогрессивная" провинциальная публика в этом смысле подражала легендарному московскому поэтическому кафе "Аэлита", которым руководил Илья Суслов, впоследствии сотрудник журнала "Америка", издающегося в США, а некогда заведующий отделом сатиры и юмора "Литературной газеты", до сих пор издающейся на Цветном бульваре г. Москвы. [...]