Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? «Дениска из рассказов» или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу?

Да, я огорчал своих родителей. Очень огорчал. Иногда я вспоминаю, как в день папиной смерти я с ним поссорился, просто до крика. Вспоминаю его растерянное лицо, когда я на него орал. Я очень хорошо помню этот испуганный слабый взгляд. А потом я хлопнул дверью и ушел. А у него случился инфаркт. И что же получается: я виноват в его смерти?

Вина не в том, что ты в чьей-то смерти «без вины виноват». То есть не убил, не оставил без помощи, не послал на верную смерть, не довел до самоубийства – а вот как-то так, в общем и целом виноват, по сумме обстоятельств, по совокупности причин… В этой путанице невозможно разобраться. Вина не в этом. Вина в том, что кому-то желаешь смерти или просто радуешься, что вот, мол, умер, и легче стало жить.

Да, и в этом я виноват. И в этом тоже.

Отец уже давно болел, ему делалось все хуже, мама измучилась, и я тоже, хотя наши с ней труды и заботы не сравнить. Но вот он умер. И я, когда возвращался на машине в Москву, думал о том, что у меня, да у всей нашей семьи, а у меня в первую голову – потому что человек всегда о себе думает в первую голову – у меня начнется совсем другая жизнь.

И вот что самое подлое, из-за чего у нас ссора была, из-за чего я так на него орал – но и он на меня тоже, конечно.

Из-за моей молодой жены. Я месяца за два до его смерти женился на женщине, которую я обожал, готов был ползком за ней на край света. Если бы она сказала мне: «Укради, обмани, предай, родителей брось, человека убей», – сделал бы. Я любил ее безоглядно и покорно, а она меня мучила и издевалась надо мной. Во всю мощь своего сильного и тяжелого характера мучила, а я только слезы глотал и прощения просил.

Наверное, тут тоже я сам был виноват. Наверное, ей другая любовь нужна была. Без вот этой покорности, без вот этого желания сделать все, что она прикажет, без бесконечных прощений всем ее выходкам и жестокостям, и неблагодарностям, и несправедливостям, и просто злобному настроению минуты. Может быть, ей нужен был «настоящий мужчина» в самом пошлом смысле слова: брутальный самец – но я никогда не был «настоящим мужчиной». Я обожал женщину, и преклонялся перед нею, и хотел служить ей и получать в ответ такую же нежную, преданную любовь. А не так, чтоб я ей пинок по жопе и матюгами, а она мне – наваристых щец и бегом в койку. Но это совсем другая история. И вообще, «каждый виноват во всем», слыхали, знаем.

Мы с папой поссорились из-за нее. Он опять принялся меня утешать, говорить, что у меня в жизни все наладится, чтоб я не вешал нос. А я огрызнулся и сказал, что у меня все прекрасно, на пять с плюсом. А он возразил, и слово за слово, и в который раз спросил меня, зачем я на такой негодяйке женился. А я принялся ее защищать, как положено «настоящему мужчине». Не доводами разума, а криками «Не смей! Не трогай!» – и топал ногами, и стучал кулаком по шкафу. Поскольку разговор шел в спальне, где стола не было.

И вот тогда, едучи в такси на встречу с мертвым отцом, я думал, что ночью позвоню ей – мы были в вечной ссоре с первых недель после свадьбы и жили на разных квартирах, встречаясь изредка, – позвоню ей и скажу: «Только что папа умер!» – и она приедет ко мне, заплачет, обнимет, поцелует, пожалеет-приласкает, и все у нас будет хорошо. Получается, что я радовался смерти отца, да? Получается, что смерть отца была для меня всего лишь маленьким инструментом, всего лишь поводом для того, чтобы меня поцеловали и приласкали? О, Боже милосердный.

Папа болел перед смертью долго. Месяц за месяцем он терял работоспособность и память, становился рассеян, но вспыльчив и раздражителен… Мама же по старинке беспокоилась о его сердце: «Ах, только бы не инфаркт!» Ужасно циничную фразу сказала ей одна докторица: «Аллочка, вы еще не раз пожалеете, что у него такое здоровое сердце».

Но умер он от инфаркта в одночасье, даже в одну минуту. Сердце у него, как показало вскрытие, было очень больное: сильнейший склероз коронарных сосудов. Но инфаркт – это не рак, не чахотка, не та болезнь, от которой умирают постепенно и неуклонно, слабея и расставаясь с жизнью день за днем. Инфаркт – это сосудистая катастрофа, и часто она происходит от внезапного стресса. И вот я месяцами, а потом годами прокручивал в уме последний день жизни моего папы и наш с ним тяжелый разговор – сильнейшую ссору, после которой я уехал на дачу, громко хлопнув дверью, а он умер буквально через час после этого.

Но уже тогда, уже по дороге с дачи в Москву, я вспомнил этот наш трехчасовой давности скандал и начал думать, какой тут мой, так сказать, личный вклад. Я долго, очень долго, несколько лет думал об этом и переживал все это, пока не понял три вещи.

Первое. Мой папа был очень тяжело болен и все равно бы умер довольно скоро. Через год, два, самое большее через три – так сказали врачи по результатам вскрытия.