Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? «Дениска из рассказов» или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу?

В детский сад (как я уже говорил) я не ходил. Но зато ходил в «прогулочную группу». Это был, если можно так выразиться, маленький частный детский садик. Вы-таки будете смеяться, дорогие дети, но в Советском Союзе это было на совершенно законных основаниях. Где-то на Знаменке, тогда улица Фрунзе, примерно напротив Министерства обороны, недалеко от Гоголевского бульвара в большом старом доме, который нынче снесли, в одной из бесконечных коммуналок, в большой-пребольшой комнате жила некая Марья Моисеевна, у которой и была эта самая прогулочная группа. Родители отводили туда своих детей утром и забирали не слишком поздним вечером. Отличие от детского сада было лишь в том, что детям давали с собой обед. Мы приходили в «группу», то есть в комнату Марьи Моисеевны, пили чай, писали. Там я заметил, как по-разному писают разные мальчики. Одни садятся около горшка на корточки, другие стоя держат горшок около пиписьки, а самые смелые просятся, чтобы разрешили пройти в уборную, но Марья Моисеевна этого не любила. А девчонки, оказывается, писают сидя. Но мы как-то особо не интересовались подробностями. Потом нас одевали и вели гулять на Гоголевский бульвар. Там вокруг памятника Гоголю было четыре фонаря, а вокруг каждого фонаря по три смешных – чуть было не сказал «плюшевых», хотя они были бронзовые – льва. Гуляли мы довольно долго, часа два с половиной самое маленькое. Потом шли обратно, раздевались. Если у кого-нибудь промокали носки, их вешали на батарею. Марья Моисеевна разогревала каждому его обед – уж не помню, как она ухитрялась это делать. Мы обедали. Потом нас укладывали спать на раскладушках и даже на какую-то стоявшую в комнате вполне стационарную кровать. Было нас всего человек пять или шесть. Потом мы просыпались, опять ходили на горшок, одевались и снова шли гулять. А уже со второй прогулки нас забирали родители.

В нашей группе была одна девочка. Она часто ела какую-то странную курицу с темным мясом. А однажды вытащила из нее что-то похожее на камешек и звонко положила это на край тарелки. «Что это?» – спросил я. «Дробь», – сказала она. Я узнал, что ее папа – биолог, зоолог и охотник и дает своей дочери на обед то глухаря, то тетерева, собственноручно добытого где-то в тайге. Мы с этой девочкой очень полюбили друг друга. Мы все время были рядом. Мы рисовали на стенках мелом сердце, пронзенное стрелой, и писали: «Лиза плюс Деня». А потом Лиза вдруг пропала. Не пришла раз, не пришла два, не пришла три. «Кажется, они переехали», – сказала Марья Моисеевна. Конечно, было жалко. «Ну что ж! – подумал я. – Это жизнь». А через пятьдесят с чем-то лет я вдруг вспомнил Лизу. Я вспомнил, что у нее была очень редкая фамилия. Тогда еще не было запрещенных сейчас соцсетей, были одни сплошные «Одноклассники». Я набрал ее фамилию, и тут же выскочила ее фотография. Надо сказать, что за эти полвека она почти не изменилась. И я немедленно написал ей письмо. «Здравствуй, Лиза, меня зовут Денис Драгунский, мы вместе ходили в прогулочную группу к Марье Моисеевне. Может быть, ты меня помнишь?» И она ответила минут через десять: «Разве можно забыть первую любовь? А это ты? Я давно читаю твои статьи, но совершенно не догадывалась, что ты и есть тот мальчик». С тех пор мы снова дружим. Лиза – выдающийся микробиолог, заведует кафедрой в МГУ, членкор Академии наук. А кроме того – теща моего старого приятеля, о чем я совершенно не подозревал.

13. Школа № 92

Но вот наконец кончился этот год того самого чертова детства, которое директриса то ли не велела у меня отнимать, то ли велела мне подарить.

Номер нашей школы был 92. Она стояла на углу улицы Калинина и улицы Семашко. Не пугайтесь – на углу Воздвиженки и Большого Кисловского переулка. Дом был маленький, трехэтажный. Сейчас там Институт языкознания Много лет спустя, в конце 1970-х, я захаживал туда к своему старому приятелю и бывшему коллеге по Дипломатической академии профессору Кузнецову. Но как я ни ходил по коридорам и лестницам, ничего похожего на нашу школу вспомнить не мог.