Подлунное Княжество

— Ничего не случится с твоим самцом! — глаза старухи стали жёсткими. — Ишь, как они после своей победы разбаловались! Минуты без присмотра не останутся! Разрушители!

— Ратибор не такой, бабушка, — возразила Света. — Он… Он хороший.

— Дитятко ты моё несчастное, — слезинка потерялась в лабиринтах морщин. — Сама, голубка, под стрелку калёную летишь, да ещё хвалишь своего погубителя.

— Вы его не знаете! — девушка начинала сердиться. — Зачем так говорите?

— Все они одинаковые — племя Каиново! Но не буду, не буду, моя красавица, хаять твоего ненаглядного, — Яга суетливо обмахнула фартуком кривоногий стол. — Сядь на лавку, золотце, уважь старуху.

Света осторожно села за стол, стараясь держаться подальше от Яги. Старуха, несмотря на хромоту, оказалась на редкость проворной. То и дело её высохшее тело оказывалось рядом, а похожая на птичью лапу рука то дотрагивалась до пальцев девушки, то ловила прядь волос, то гладила по щеке. Всё это сопровождалось причитаниями, всхлипами и вздохами.

— Ну, хватит! — Света встала, удивилась сама себе — так смело поступает, словно с самого рождения общалась с надоедливыми старухами на костяных ногах. — Или говорите, что хотели, или отправляйте меня назад! Мне обед ещё надо приготовить!

— Отправлю, моя звёздочка, — засуетилась Яга. — Всё по-твоему сделаю! Прости меня, старую. Уж тысячу лет ни с кем не виделась, кроме оболтусов, что по лесам себе прекрасных да премудрых невест ищут. Отведай-ка угощения, внучка!

На столе, поверхность коего трудно было назвать идеально чистой, появилась миска с румяными, ещё дымящимися пирогами. Аромат свежего хлеба, корицы и ещё чего-то очень аппетитного наполнил убогую светёлку.

— Кушай, внучка, не стесняйся, — кудахтала Яга. — С брусникой, с грибками, с налимьей печёночкой, с зайчатинкой. Со всем, чего твоя душенька пожелает!

Преодолев брезгливость, Света взяла горячий пирог. Надкусила. Сама не заметила, как проглотила его целиком. Вкус потрясающий! Куда уж фабричным лакомствам до пирогов старухи из лесной избёнки!

— Вот и славно! — обрадовалась Яга. — И я с тобой перекушу. С моими-то зубами много не наешь. Один пирожок до вечера мусолить буду. Потом отвара цветочного да травяного выпьем.

Чёрный кот, учуяв аромат мясной и рыбной начинки, соскочил с дальней лавки. Задрав пушистый хвост, он с достоинством полкового знаменосца прошествовал к ногам девушки. С громоподобным урчанием принялся тереться о джинсы. Света бросила на пол кусок пирога с налимьей печенью. Животное посмотрело на неё с укоризной — повежливей, мол, нужно, не дворняга какая-нибудь — неторопливо подошло к угощению, брезгливо обнюхало и принялось выбирать достойные внимания кусочки рыбы, игнорируя тесто. Поддавшись обаянию меховых одеяний кота, девушка протянула руку к его спине. Утробное рычание и мелькнувшие в волоске от пальцев рыболовные крючки когтей, предупредили о том, что пушистый красавец не одобряет подобных фамильярностей.

— Цыц, мешок с молью! Я тебе! — пригрозила Яга.

Кот удостоил старуху презрительно-изумрудным взглядом и вернулся к прерванной трапезе.

— Ты не гляди на него, внучка, — продолжала Яга, отщипывая и отправляя в беззубый рот по крошке от пирога — Он у меня точь в точь, как всё племя мужеское. Только что награждён от природы видом да статью, а так — капризный, грубый, ленивый — как и все они.

— Чудеса! — Света не отрывала глаза от миски, на коей не убывало угощение.

— Разве же это чудеса? — вздохнула старуха. — Когда мы хозяйками в Мирах были, каждая такое могла. Обычное дело. Это уж после, самцы за власть свою незаконную страшась, всё, чего сами не умеют, ворожбой да колдовством объявили. Как они только нас за способность детей рожать ещё на костры не отправляют. Хватает всё же умишка, понимают, что тогда и сами переведутся.

— Можно я Ратибору пирогов возьму?

— Вот, значит, как зовут твоего пленителя. Подходяще! Они себя кроме как борцами, владетелями да славными и нарекать не желают. Возьми, потешь его, аспида!

— Зачем вы так, бабушка? Вы же его не знаете совсем!

— Мне ли сего племени преступного не знать?! — Яга тяжело вздохнула. — В беде ты, внучка, в горе великом.

— Что-то не замечала! — Свету начали раздражать причитания старухи. — И не пленитель он вовсе никакой!

— Вот что страшно, голубка моя! Сама ты сердечко своё на цепь посадила, и замечать не хочешь. Бежишь, несчастная, за бессовестным насильником!

— Никакой он не насильник! Я сама, кстати…

— О, Род коварный! — высохший кулак старухи погрозил кому-то невидимому. — Затуманил очи девичьи, смутил душу чистую, сладкими словами да видом приятным. Обрёк дочь небесную на муки сердечные!

— Всё! — Света поднялась из-за стола. — С меня хватит! Спасибо за пироги! Как мне вернуться?

— Погоди, ласточка! Не уходи! — Яга не на шутку испугалась. — Прости меня, старую! Не скажу больше и слова плохого ни о твоём молодце, ни обо всём племени его преступном! Только останься ещё ненамного. Не прощу себя, коли за болтовнёй пустой главного тебе не поведаю!