Подмастерье. Порученец

— Согласен, — сказал он, сочувственно кивая. — Более того, некоторые особенности того, что мы делаем с нашими клиентами, я нахожу все более отталкивающими… Сегодняшний клиент — прекрасный пример. Его прекращение видится мне попросту избыточно изуверским.

* * *

Когда мы приблизились, над домами висело желтое зарево, оно делалось ярче, а толпа — плотнее. Люди толкались за свободное место или сбивались в кучки и разговаривали, но всех всасывал залитый вспышками света водоворот на главной площади; мы безвольно втянулись вместе со всеми. На углу впереди высилась спиральная горка, словно шпиль затонувшей церкви. Деревянный спуск обвивал ее из рая в ад, непрестанно сплавляя вниз беспомощный человеческий груз. Хозяин, каштановоликий, усеянный печеночным крапом старик, невинно зазывал прохожих «крутнуться».

— Смотрите в оба, — посоветовал Смерть. — Он может быть где угодно.

Я вглядывался в сотни незнакомых лиц в надежде опознать единственное. Кто-то исчезал в «Знаменитом Ротор-диско» — двухэтажной мясорубке, перерабатывавшей отдельных людей в единую шевелящуюся массу плоти. На смотровой галерее собрался кружок хамов — вид у них из-за разноцветных огней, толстых клубов пара и долбежного ритма диско был дьявольский, — поорать на прыгавшие внизу тела. Других людей выкрадывали хваткие корзины большого колеса, крутившегося и изгибавшегося в вечернем небе. Отчаянные вопли глушил тряский вой старого генератора, рокот толпы, непрестанная музыка. Все больше и больше людей втягивал в себя «Вальсер»[33] — головокружительный содрогающийся омут света и звука. Наемные руки наобум крутили кабинки, запрокидывая людям головы, притискивая влюбленных друг к дружке, ублажая публику до тошноты.

Наконец посреди всего этого хаоса я заметил его. Высокий, пузатый, бородатый мужчина в розовой футболке и просторных зеленых шортах, у передвижного бара с закусками, приноравливает рот к источающему пар хот-догу.

Данные из его папки ожили в моем воображении.

1969 год. Ему два года. Он возлежит в полудреме у отца на коленях, смотрит на черно-белые картинки, мелькающие на телеэкране. Картинки показывают космический корабль, похожий на металлического осьминога, и двух снеговиков, что бегут, словно в замедленной съемке, по темной серой пустыне. Снеговики разговаривают, но губы у них не шевелятся и голоса неясны — так отец мальчика разговаривает с ним по телефону издалека.

Но ему неинтересны ни картинки, ни их звуки. Ему неинтересна даже мысль, что эти два человека гуляют по яркому кругу, что сияет в ночном небе. Ему просто нравится не спать допоздна и лежать в полудреме у отца на коленях.

* * *

— Это он, — сказал я, наблюдая, как отец гладит мальчика по голове, как меня когда-то гладила мать.

— Каково рекомендованное расстояние преследования?

— От двух запятая одного до девяти запятая восьми метров.

— При минимальном вмешательстве?

— Так написано.

Закусочный бар соседствовал с громадным ветровым органом с дизельным приводом, украшенным грубо отрисованными образами скуластых героев, амазонок, великанов, единорогов, слонов, кентавров — всех их защищал толстый желтый слой лака. Органист околачивался неподалеку, такой же старый и желтый, как его духовая машина, и беззубо улыбался публике; сивый черный бульмастиф сторожил у его ног, объедки раздули ему тушу. Музыка сипела и стонала, кукольные солдатики хлопали тарелками и лупили в барабаны не в такт. Наш клиент и его хот-дог замерли здесь, слушая, разглядывая.

Смерть велел мне ждать и наблюдать, а сам направился к закусочному бару, проталкиваясь через толпу и награждая недовольных сердитыми взглядами. Он ненадолго исчез, а затем я увидел его в голове очереди. Продавец, обслуживавший его, был облачен в лилово-белый полосатый пиджак и соломенное канотье в тон. Выделялся, как крыса на кошачьем съезде.

— Да?

— Вот это. Одну штуку, — Смерть показал на что-то позади стойки.

— Пончик?

— Нет. Круглое на палочке.

— Яблоко в карамели?

— Ага.

— Фунт пятьдесят.

Смерть похлопал себя по карманам медицинского комбинезона, извлек потрепанную банкноту, а затем убрался, не успел растерянный продавец вручить ему сдачу. Когда Смерть вернулся, я спросил его, зачем он купил яблоко, подозревая, что оно сыграет какую-нибудь значимую роль в успехе нашей операции.

— Проголодался, — ответил Смерть.

* * *

Ему двадцать один. Он высокий, пригожий, гордится своей новоявленной супругой, что спит в гостиничной постели рядом с ним. Она уже беременна их первым ребенком, девочкой, которая проживет пять лет перед тем, как из их жизни ее вырвет лейкемия. Он гладит жену по животу, пока та спит, — так отец гладил его по голове в ночь высадки на Луну, и думает о ребенке, что растет внутри, пол ребенка неизвестен, будущее его распланировано, и он однажды вырастет и будет таким же высоким и пригожим, в отца.

* * *