Подмастерье. Порученец

Он убрел прочь от органа, остановился у ларька с призами, а затем ускользнул в толпу. Мы вновь нагнали его у «Комнаты страха» — исполинского черного сарая, неряшливо украшенного тщедушными флуоресцентными привидениями, нелепыми чудищами пастельных оттенков и бабулями-ведьмами. Вагонетки размером с коляску от мотоцикла, грохотавшие из выездных дверей, несли в себе, неизменно, хохотавших посетителей, а когда состав на узкой своей колее замирал, тощий актер в черно-белом костюме скелета любительски отыгрывал сценку стонов неупокоенного. Душу он в это вкладывать перестал прямо у нас на глазах, его истошные завывания и яростная жестикуляция свелись к безутешному ропоту и унылому потрясанию оружием.

Бородач миновал вход и забрался в первую вагонетку ближайшего состава. Смерть купил пару билетов у человека, чье лицо напоминало картину Арчимбольдо[34], мы протолкались через турникет и уселись в хвосте. Резкий рывок привел вагонетки в движение, я оглянулся посмотреть, как актер-скелет пережил столкновение. Он непринужденно шагнул назад, после чего вновь принялся докучать публике. Состав покатился и бухнул в пару черных деревянных дверей, что перебирали клешнями проезжавшие вагонетки.

Свет улетучился, звуки притихли. Смутное, странное эхо музыки и голосов, тарахтенье и визг колес. Я предвкушал резиновые скелеты за грохочущими прутьями клеток, отрубленные головы, истекающие кровью, чудища Франкенштейна, вампиров с ухмылками, воющих волков, вращающиеся тоннели — или даже труп-другой. Но видел лишь пустоту, слышал лишь удушливую тишину, прерываемую стуком колес и далекими ярмарочными развлечениями.

Я ждал, когда что-нибудь произойдет.

Состав вильнул вправо, свернул влево, пророкотал прямо, вновь свернул влево, катнулся вправо, а затем со скрипом остановился. Из вагонеток впереди донеслись нервные смешки.

Тишина.

Быстрые шаги во тьме. Чья-то рука шлепнула меня по щеке, а затем что-то мягкое, костлявое и влажное скользнуло по лбу. Я отпрянул, но все закончилось, не успев начаться. Состав двинулся вперед, повизгивая, ворча и виляя по колее к выходу. Первая вагонетка ударила во вторую пару дверей и протолкнулась к свету. Я повернулся к Смерти, чтобы не слепило глаза.

Его место было пусто.

Двигаться от света к свету сквозь тьму. Ждать, пока что-нибудь произойдет. Приглушенное эхо жизни.

Вот что это значит — быть мертвым.

* * *

Из комнаты страха донесся ужасающий вопль. Наш клиент, выбиравшийся из первой вагонетки, остановился и оглянулся. Он и другие пассажиры выходили медленно, то и дело оборачивались, вопросительно глазели на двойные двери выезда. Они наблюдали, отчасти надеясь, что причина вопля явит себя, пока их не впитало тело толпы. Я последовал за ними, все еще недоумевая, куда запропастился Смерть.

Он стоял рядом с выходом.

— Вы не спешили.

— Куда вы делись?

Он пожал плечами.

— Преподал им урок, как на самом деле надо пугать людей. Единственная потеха за весь вечер.

* * *

1982 год. Он стоит у постели деда, сражается со слезами, что, кажется, начали собираться в горле и проталкиваться вверх, к глазам, жаркими жгучими волнами. Дедушка до правнуков не доживет.

— С днем рождения, — говорит старик. — Как оно — пятнадцатилетним?

Подросток пожимает плечами, давится горем. Он пытается отрастить бороду, но пока нежная поросль у него на подбородке и щеках представляется ему жалкой. Весь мир жалок и жесток.

Старик кивает.

— Ни рыба ни мясо, верно?

И я не отличу своих воспоминаний от его.

* * *

Солнце отбрасывало длинные тени на немногие незапруженные клочки земли. Свет делался все неувереннее, придавал разноцветным ярмарочным лампочкам больше резкости. Небо углубилось до густого темно-синего. Наконец Смерть остановил меня рукой, показывая на карусель, которая нам до сих пор не попадалась. Я услышал вой генератора, стоны зевак, вопли жертв. Увидел, как свет отражается от металлических клеток и как наш клиент встает в очередь.

— Эта машина его и убьет, — сказал Смерть.

Это был жуткий грохочущий киборг. Его нечеловеческие составляющие включали в себя динамо-машину, крепкую металлическую сеть, поддерживавшую решетчатую стальную башню, и центральную вращающуюся балку, на концах которой произвольно крутились две клетки. Немеханические детали — живые человеческие существа, по доброй воле заключенные в клетки, оператор и двое батраков. Пары из металла и плоти делили ответственность за успешную работу устройства. Когда оно двигалось, заключенные в клетках матерились, орали, жестикулировали и стонали, приверженные своей части общей работы. Когда катание заканчивалось и узникам позволяли выйти, их роли с готовностью брали на себя новые игроки.

Смерть прищурился на транспарант, рекламировавший этот аттракцион.

— «Странник, — прочел он. — Ставосьмидесятиградусный блёвометеор». Изящно. «Бояки не допускаются».

— Будем кататься?

— Нет. — Он показался разочарованным. — А вот наш клиент — да.