Один раз нам принесли поесть, и я убедился в том, что, по крайней мере, голодом здесь морить не собираются. Как мне предстояло узнать впоследствии, какие-либо пытки или иные формы мучительства здесь были совершенно не приняты. Если человек в чем-то виновен, возьми с него виру серебром или золотом. Если виновен сильно — убей его, он подлежит смерти. Но пытать, мучить голодом или еще как-то — это не приходило в голову ни русам, ни славянам. А тюрьма, в которую нас посадили, была всего лишь нижней клетью в доме боярина Блуда. И узников здесь не держали долго: либо отпускали, либо убивали самым быстрым и незатейливым способом. Нам сказал об этом слуга в длинной подпоясанной рубахе, принесший большую деревянную миску с пшенной кашей, заправленной маслом, и несколько кусков мяса на гладкой, чисто вымытой доске.
Сообщив это, слуга тотчас умолк и ретировался: видно, ему строго-настрого запретили разговаривать с нами.
Так я снова оказался в доме Блуда, что совсем не радовало. Чудом спасшись от боярина совсем недавно, я угодил сюда же, но при еще более неприятных обстоятельствах.
Тучи сгущались над моей головой, и ощущение безвыходности, словно я бегу по замкнутому кругу, усиливалось с каждым часом.
Что нас ждет? Какова будет моя собственная участь? Жива ли Любава?
Сомнения мои разрешились уже ближе к ночи, когда уже знакомый слуга явился и приказал мне идти за ним наверх.
— Боярин зовет, — важно сказал он, и пока мы взбирались по лестницам наверх, бдительно следил за каждым моим движением. Еще бы: раз меня посадили в боярскую тюрьму, я был опасным злодеем. Скорее всего, даже колдуном, потому что о христианах в Киеве распространяли самые нелестные слухи. Шпионы Византии — это было самое легкое обвинение.
Против моих ожиданий, Блуд находился в самом благостном расположении духа и, увидев меня, даже расплылся в улыбке.
— Сбежать от меня хотел? — добродушно посмеиваясь, спросил он. — От меня в Киеве сбежать невозможно. Только хуже будет.
— Твоего человека, которого ты дал мне в провожатые, убил не я, — начал я говорить, но боярин остановил меня повелительным жестом руки.
— Конечно, не ты, — заметил он. — На тебя я и не думал. Ты не способен на такое: для этого нужно быть воином.
— Меня отбили воины, пришедшие с князем, — пояснил я, но Блуда не волновали такие пустяки. Откинувшись к тесовой стене, он внимательно рассматривал меня, стоящего перед ним. Блуд уже не в первый раз глядел на меня так изучающе, что заставляло меня волноваться. Как-никак, парень я молодой и собой ничего. Может быть, Блуду надоели его шестнадцать наложниц? Кто их тут знает, но этого я бы не смог перенести…
— Я даже знал, где ты можешь скрываться, — с довольным видом произнес боярин. — Только у христиан. Они — странные люди, и ты — странный человек. Где ж тебе еще быть? Я не приказал привести тебя, потому что знал — ты мне сам попадешься.
— А зачем я тебе, боярин? — решившись наконец внести ясность в этот вопрос, сказал я. — Ты раньше уже хотел оставить меня у себя. Теперь вот я тоже вижу, ты позвал меня к себе. Я ведь не сделал тебе ничего плохого и даже не замышлял. И вообще — я в Киеве посторонний человек. В то, что я могу тебя вылечить от болезней, ты сам не веришь. Так на что я тебе?
Мои слова только развеселили Блуда. Он смотрел на меня, как кошка, играющая с мышью…
— Ты все верно говоришь, — усмехнулся он. — Человек ты посторонний — это так. Правда, я не понимаю, откуда ты явился. Сдается мне, что совсем не из латинских стран. Это ты князю Вольдемару рассказывай: может, он тебе поверит. Но я — нет.
Блуд поковырял в зубах щепочкой, которую держал в руке, и, продолжая с интересом глядеть на меня, вдруг спросил:
— Кстати, а что ты думаешь о христианах? Ты сам — христианин?
Мне вдруг показалось, что наступил «момент истины». В своих приключениях в этом мире я дошел до определенной точки, когда испытал потребность заявить о своем месте здесь. Люди, с которыми я общался прежде, не были пригодны для этого. Они не поняли бы меня. Но сейчас я стоял перед человеком, несомненно, очень умным. Насчет моральных качеств «ближнего боярина» я не испытывал никаких иллюзий, но он показался мне тем единственным человеком, которому я могу сказать правду.
«Терять мне все равно особенно нечего, — подумал я. — Скорее всего, меня попросту убьют, в конце концов. Но с Блудом никогда заранее не знаешь, куда он может повернуть».
Я немного помялся, не зная, с чего начать.
— Боярин, мне трудно ответить на твой вопрос о христианах, — медленно проговорил я. — Дело в том, что я в самом деле пришелец издалека, из очень далекой и диковинной страны. Быть христианином в моей стране — это не совсем то, что быть здесь.
— Я слышал обо всех странах, — самодовольно усмехнулся Блуд.
— О той стране, откуда я пришел, ты слышать не мог, — ответил я. — Эта страна — будущее. Я провалился во времени и оказался в вашей эпохе. Сейчас здесь идет десятый век по христианскому календарю, а я пришел из двадцать первого.
— А-а, так ты все-таки христианин, — задумчиво пробормотал Блуд. — Ну, что ж, тем лучше.