Подменный князь

Казалось, сказанное мною не произвело на него никакого впечатления. Боярин словно пропустил мои слова о будущем мимо ушей. Погрузившись в свои мысли, он продолжал разглядывать меня.

— Ты понял, что я сказал? — не выдержав повисшей паузы, обратился я к Блуду. — Ты только что услышал, что я пришел из будущего. Ты когда-нибудь прежде встречал людей из далекого будущего?

Боярин слегка поморщился, я сбил его с какой-то интересной мысли.

— Из будущего? — переспросил он и пожал плечами. — Нет, прежде не видел и не слыхал о таком. Ну и что? Мало ли чего мне не приходилось видеть? Наверное, и такое бывает. Не в этом дело.

— Не в этом? — удивился я. — Неужели тебе не интересно, что случится в будущем? Ведь я из двадцать первого века! Ты можешь себе это представить?

Блуд перестал мечтательно улыбаться и нахмурился.

— Наверное, могу, — серьезно ответил он мне. — Но для чего? Мне совершенно неинтересно, что будет в этом твоем далеком веке. Я — ближний боярин киевского князя, и времена настали неспокойные. Да что там: времена уже давно неспокойные. Мне гораздо интереснее, что происходит в Киеве сейчас и что случится через год.

Я испытал болезненный укол горького разочарования. Мне казалось, что Блуд, как умный человек, оценит произошедшее со мной. По моим представлениям, он должен был сначала не поверить, потом удивиться, а затем засыпать меня вопросами о будущем… И что же? Ничего этого не произошло!

Мне вспомнился известный рассказ Рея Брэдбери о том, как три космонавта прилетели на Марс и пытались рассказать о себе и о Земле марсианам. Но марсиан это нисколько не интересовало…

Может быть, Блуд принимает меня за сумасшедшего? Я спросил об этом прямо, но боярин только качнул головой.

— Да нет, на сумасшедшего ты не похож, — заметил он равнодушно. — Впрочем, ты годишься мне и в качестве сумасшедшего. Это бы ничего не изменило в моем замысле. К тому же за три дня я уже привык иметь дело с сумасшедшим.

Я мгновенно понял его. А поняв, испугался за себя по-настоящему…

— Ты имеешь в виду… — начал я осторожно, но Блуд улыбнулся и закончил за меня:

— Нашего нового князя, — сказал он спокойно. — Я имею в виду князя Владимира. Он безумен, это же совершенно очевидно. В Византии таких помещают в специальные заведения при монастырях. А у нас он стал киевским князем.

Мне стало очень страшно в ту минуту. Если ближний боярин Блуд говорит такое открыто, значит, мне заведомо не суждено выйти из этого терема живым.

Наверняка прочитав мои мысли, этот ужасный человек снова улыбнулся.

— Боишься? — спросил он, сверкнув карими глазами. — Правильно делаешь. Меня все боятся, а ты будешь бояться меня всю свою жизнь. А теперь вот что… — Боярин щелкнул пальцами, как бы давая понять, что разговор окончен, а затем громко хлопнул в ладоши.

Дверь тотчас приотворилась, и в нее просунулась бритая голова давешнего слуги.

— Принаряди его, — кивнул в мою сторону хозяин. — Ты знаешь, как. Только чтоб никто не видел его в наряде. Понял?

Слуга уже подтолкнул меня к двери, но я уперся.

— Боярин, — стараясь говорить твердо, сказал я, — ты ничего мне не говоришь: останусь я в живых или нет. Зачем я тебе нужен… Но ты должен сказать, где моя девушка. Где Любава? Куда ты девал ее? Я имею право это знать.

— Право? — удивился Блуд, похоже, совершенно искренно. — Наверное, ты все-таки действительно сумасшедший или говоришь правду о том, что явился из какого-то другого времени. Право может иметь только владетельный князь и больше никто. Право дается лишь мечом, воинской силой. Какое право может иметь безоружный человек, к тому же пленник?

Блуд даже пожал плечами, он и вправду был изумлен моей репликой.

— К тому же я не знаю, где твоя девушка, — вдруг закончил он. — Убита, наверное. Их всех там поубивали.

В каморке под лестницей слуга указал мне на ворох одежды, лежавший на сундуке. Вздохнув и не понимая ничего, я разделся, а затем принялся натягивать на себя незнакомые вещи. Это были очень странные ощущения. Одежду здешних людей я видел постоянно, и самую разную, но надевать ее на себя еще не пробовал.

Прежде всего, отличалась сама ткань. Вся она делалась вручную и по совершенно иной технологии, чем в мое время. Льняные шаровары, надетые на голое тело, потому что нижнего белья тут не предусматривалось, казались грубыми и колющими. Шелковая рубаха была хороша, но рукава ее были вшиты так странно, что с непривычки это раздражало. А уж насчет длинного, до колен кафтана я не говорю — сукно было толстым и неровным, что ощущалось даже пальцами. В нем можно было спокойно ходить зимой, как в пальто.

Правда, пуговицы мне понравились: крупные, медные, с чеканкой.

— Готов? — поинтересовался слуга, до этого молча наблюдавший за мной. — Сиди теперь здесь, потом позовут.

С этими словами он исчез, заперев снаружи дверь и оставив меня одного.

Жалко, что нет зеркал: мне любопытно было взглянуть на себя в новом обличье. Стоя в тесной каморке, я сделал пару шагов до стены, затем развернулся. Расправил плечи, повертел головой.