— А я вижу это зрелище всю свою жизнь, — так же тихо сказал боярин, прикрывая тяжелыми веками глаза. — Раньше бывало редко, а при Святославе как пошло, как пошло…
В то мгновение лицо его было каким-то отрешенным и безучастным, а морщины, казалось, еще глубже и резче расчертили щеки. Сейчас он сам напоминал одного из тех идолов, чьи лики, вырезанные на столбах, высились неподалеку…
— Это хорошо, что в твое время людей не убивают ради богов, — промолвил Блуд. — Значит, можно надеяться, что когда-нибудь это прекратится.
— Тебе не нравятся человеческие жертвоприношения? — стараясь говорить совсем тихо, на ухо, спросил я.
— Нет, — мотнул головой боярин. — А тебе?
— Это ужасно, — прошептал я в ответ.
— А-а, — неопределенно промычал Блуд и отвернулся от меня.
Никак не понять было этого странного человека…
В течение всей процедуры мы больше не обменялись ни словом, а когда все закончилось, Блуд оставил нас и пошел к князю Владимиру, чтобы поздравить его с тем, что жертвоприношение прошло столь удачно и древние боги теперь будут благосклонны.
А рядом со мной внезапно оказался старый приятель Канателень. Несомненно, он тоже высмотрел меня в толпе и ждал минуты, когда можно будет приблизиться.
Протолкавшись между боярскими слугами, юный воин прижался ко мне чуть ли не вплотную и без всяких приветствий сказал:
— Твоя девушка теперь у нас.
Он выпалил это и умолк. Молчал и я, потрясенный. Вот уж не ожидал такого поворота событий…
— Я подумал, что тебе надо сказать, — продолжил тогда Канателень. — Она все время плачет и хочет к тебе. Собиралась даже сюда пойти, но мы ее не пустили, потому что это опасно.
— Почему опасно? — сдуру спросил я, а потом опомнился и спросил о главном: — Но как Любава у вас оказалась?
— Очень просто, — ухмыльнулся парень. — Когда мы зажгли избу для молитв и все стали оттуда разбегаться, то мы всех убивали сразу. Так велел князь. А твоя девушка, Любава — она была рядом с тобой, и вас увидел Вяргис. Тебя хотели тоже убить сразу, но подошел боярин — вот этот, — Канателень кивнул в сторону Блуда, — и приказал тебя не трогать, а отдать ему вместе с этими двумя христианскими жрецами. Ну вот, тебя отдали, а Любаву мы все вместе забрали с собой в лагерь. Зачем ее убивать? Она же не христианка…
— Что вы с ней сделали? — спросил я, и у меня захолонуло сердце. Уж мне ли не знать, что тут бывает с одинокими девушками, приведенными в лагерь к северным воинам?
Канателень понял меня и снова усмехнулся, покачав головой:
— Нет, — сказал он. — Нет, ничего плохого. Она сказала, что она — твоя девушка и что ты скоро придешь и заберешь ее.
И, видя сомнение на моем лице, добавил:
— Конечно, были такие, кто хотел не обратить на ее слова внимания… Но мы с Жданом вынули мечи.
Я уже успел узнать, что это было серьезно. Вынимать меч в собственном лагере, против своих товарищей считалось совершенно недопустимым, и в таких случаях обе стороны конфликта должны были крепко подумать…
— Сюда мы ее не пустили, — сообщил Канателень, — но я могу ей что-нибудь передать от тебя. Ты на свободе?
Вопрос заставил меня задуматься. На свободе ли я? Интересно, а что думает об этом боярин Блуд?
— Завтра я приду к вам в лагерь, — сказал я твердо. Так или иначе, но пусть Любава меня ждет.
Я надеялся на успех. В конце концов, если Блуд действительно имеет на меня такие планы, как сказал, то почему бы ему не выполнить мою просьбу и не позволить остаться с Сероглазкой?
— Теперь нужен месяц на то, чтобы у тебя отросла борода, — заметил боярин, когда мы уже вернулись к нему домой. — У князя она стала довольно длинной. Так что с завтрашнего дня ни шагу отсюда не делай. Сиди, чтобы тебя никто не увидел раньше времени.
Тогда я рассказал ему о Любаве.
— Что тебе до этого, боярин? — добавил я в конце. — Я люблю эту девушку и хочу быть с ней. Разве она помешает твоим планам?
Блуд некоторое время размышлял, потом сказал задумчиво:
— Ладно, это твое дело. Но тебе придется взять в жены еще одну женщину. Ты ведь не против двух жен? Это даже мало: другие князья имеют по десять и по двенадцать…
— Какую еще женщину? — опешил я.
— Как какую? — усмехнулся Блуд. — Короткая у тебя память! Рогнеду, конечно. А что же ты думал? Сначала убил ее отца и брата, затем изнасиловал ее, да так, что она забеременела от тебя. А теперь хочешь от нее отделаться? Нет, так не пойдет.
— Но это же не я сделал, — попробовал я возразить, но тут же осекся, а Блуд, откровенно потешаясь над моим замешательством, засмеялся.
— Вот именно, — сказал он. — Привыкай теперь. Станешь князем Владимиром и будешь отвечать за все, что сделала эта бешеная собака. За Рогнеду, например…
Он посерьезнел.
— Это нужно сделать обязательно, — твердо велел он. — Рогвольда уже не воскресишь, и сына его тоже. Но Полоцку и полочанам нанесена большая обида, они ее не простят. А если не простят, единству нашей земли нанесен будет урон. Полочане просто отделятся от нас и уйдут под руку польского короля. Единственный способ как-то загладить произошедшее — это тебе жениться на Рогнеде. Я предлагаю единственный достойный выход.