Подменыш

Она снова была беременна. У нее было колье с золотой стрелой, смотрящей вниз, и словом «МАЛЫШ». Она не особо поправилась. Срок еще был малый. Она полила сливками свою клубнику.

– Ну-ка, Джейн, – сказал Томас, – скажи мне, что это, не говоря «молочник».

Томас вечно проделывал что-то подобное с детьми помладше. Джейн вдумчиво уставилась на молочник. Тимми подскочил и стукнулся головой о край стола, сбив молочник.

– Черт возьми! – выкрикнул Линкольн.

Томас рассмеялся.

– Очень хорошо, Тим. Тим в теме. Когда нет имен, мир не разграничен и не связан.

Тимми подвигал челюстью из стороны в сторону. Он улыбнулся. И слизнул сливки со своей руки.

– Перл, выпей кофе! Ты дрожишь.

Перл с беспокойством глянула на Томаса и бездумно вгрызлась в вафлю, сочившуюся сиропом. Она отложила вилку. В ветвях дуба она увидела крупную бледную фигуру Питера.

– Перл, Перл, – донимал ее Томас.

Он произносил ее имя с той настойчивостью, с какой лесоруб рубит дерево.

На некотором расстоянии от нее сидел на железном стуле Сэм. Он посматривал на каждого из них своими спокойными желтыми глазами. Перл следила за ним. Его глаза были безжалостными и безмятежными, как у бабушки. Томас снова позвал Перл по имени. Он придвинул белую чашку кофе к ее пальцам.

Перл подумала, что с этим надо кончать. Я схожу с ума, подумала она. Все становилось белым. Ее белые обкусанные ногти выглядели особенно уродливыми на гладкой белой кружке. Ногти ей накрасил кто-то из детей – она не возражала. Была такая история – или нет? – об англичанке (это могла быть и француженка, или голландка, или даже состоятельная американка, с такой дорогущей сумочкой, а может, поясом или очечником с надписью «дерьмо дерьмо дерьмо дерьмо дерьмо»), и эта женщина, кем бы она ни была, впала в сумасшествие, но потом вылечилась, и ее стали спрашивать, как там, в сумасшествии, и она сказала: ангелы такие белые, они испускают совершенно поразительный свет…

– Пожалуйста, – сказала Перл.

Взрослые уставились на нее. Дети вокруг гомонили. Фрэнни дергала дикую морковь, росшую кое-где в трещинах между плитами. Она запустила пальцы под одну из них и пропела:

– У мамы был младенчик, голова возьми и лопни![35]

На колени Перл спланировал цветок, и она взглянула на него.

– Что «пожалуйста», Перл? – сказала Шелли.

Перл отпила кофе.

– То есть спасибо, – сказала она.

Это было поразительно, что они не видели, что происходит. Она посмотрела на лица детей, их темные, и миловидные, и беспечные маленькие лица. А потом снова, с большим усилием, словно пыталась вылезти из колодца, подумала: с этим надо кончать. Она стала молиться о чем-то практичном и волшебном, чтобы выбраться из колодца. Реальность такая непонятная. Чувства такие ненадежные. Она не могла положиться ни на одно из них.

Сэм улыбался ей.

Томас говорил о морских черепахах.

– Совершенно поразительная вещь, – сказал он. – Я видел один раз во Флориде. Сотни только что вылупившихся черепашек целенаправленно ползли к морю, а по ним скользили жуткие тени чаек.

– Классический пример, – пробормотал Линкольн с полным ртом еды, – спонтанной погони неведомо за чем.

«Флорида, – подумала Перл. – Так вот что там делал Томас».

Он вовсе не сидел рядом с больницей, составляя план, как удавить Перл. Он был на пляже, как простой турист, и смотрел на крохотных черепашек, которых лопали чайки, пока они ползли к себе домой. Иногда все было более тривиальным, чем казалось.

– Нам нужно сегодня выбраться в город, – сказала Мириам, – и купить детям подарки.

Перл выпрямилась на стуле.

– Да, – сказала она, – о, да, что мне взять, как вы думаете?

Она подумала, как хорошо говорить об обыденных вещах. Но солнце так палило, а душа ее жаждала выпивки. Сегодня был день рождения детей. И должно было случиться что-то ужасное.

– Мальчики получат ножики, – сказал Линкольн отрывисто.

– Ножики! С какой стати?

– Вырезать всякие штуки, – Линкольн хохотнул, – отрезать всякие штуки.

– Ну еще бы, – сказала Перл с облегчением, скорчив рожицу, – как пошло.

Линкольн осклабился. Он намазал масло на вафлю и снова принялся за еду. Он набрал семьдесят пять фунтов[36] с тех пор, как познакомился с Шелли. Он был здоровяком с гладкой кожей. Перл представила, как он раскатывает своим ужасным весом Шелли.

– Мы скоро все собираемся в город, Перл, – сказала Шелли, – если ты захочешь с нами. Все взрослые, то есть…

– В город? – сказала Перл. – Ох, не знаю насчет… города.

– Может, это последний погожий летний день. В этом году, похоже, осень будет ранней.

– Да, Перл, – сказал Томас, – тебе это пойдет на пользу. Пусть дети сами о себе позаботятся.

Дети вокруг Перл улыбались ей одобрительно. Они недвусмысленно поддерживали ее участие в жизни взрослых, да к тому же ценили это участие за возможность получать полезные сведения.

– Поедем с нами в город, – настаивал Томас.

– Ну хорошо, – сказала она и пояснила детям: – Я сегодня со старшими.

Они захихикали и похлопали ее по руке.

– Мы выдвигаемся через час, – сказал Томас.

После завтрака Перл прошлась к бассейну в сопровождении нескольких детей. Покатая крыша детского каменного домика сверкала на солнце.