Время шло. Сатир понемногу приходил в себя. Вскоре его тело снова обросло канатами упругих мускулов, в движениях появилась свобода и сила. Иногда он хватал Тимофея и начинал легко, словно плюшевого зайца, подкидывать под самый потолок. Мальчик и Сатир хохотали,
Ленка оглушительно лаяла, Белка, сидя на вершине пирамиды из телевизоров, выкручивала до упора громкость магнитофона с чем-нибудь вроде “Iron Lion Zion” Боба Марли и пританцовывала на месте. Эльф, лежа на диване, оглушительно дудел в Белкину флейту. В ушах у всех звенело.
На улице было промозгло и слякотно, нахохлившиеся галки выклевывали из серого снега красные пятнышки крови, оставшиеся после пробегавшей мимо дворняги с порезанной лапой. Сырой ветер огромным ватным комом катался по улицам, ухал в подворотнях, сорил моросью. Редкие прохожие старались побыстрее нырнуть в автобусы и подъезды.
А в полуподвале старого, предназначенного для расселения и сноса дома было тепло и весело. Там беззаботно смеялись люди и играла музыка. Там вечно молодой Боб Марли пел о мелком, прокаленном солнцем песке, о пальмах, сонно склонившихся над подвижной кромкой прибоя, о лазурных океанских волнах, которые лениво, словно тюлени после брачных игр, выползают на берег и лижут его пенными языками.
Вскоре после прихода весны у наших друзей кончились деньги. Эльф вывернул наизнанку бумажник, и на пол со звоном выпало несколько монеток. Ленка, прихрамывая, кинулась их ловить, но те проворно раскатились по темным углам. Пришлось спешно созывать общий совет, чтобы решить, как заработать на хлеб насущный.
– Какие будут предложения? – спросила Белка.
– Я могу деньги на вокзале просить, – тут же радостно сообщил
Тимофей. – Я уже пробовал, мне давали. Правда, бомжи отобрать могут…
– Ох уж мне этот ребенок с прошлым! – осадила его Белка. – Успокойся.
– Ну, можно курьерами пойти работать, – задумчиво сообщил Эльф, вставая на мостик на диване. – Или на стройку какую-нибудь.
Разнорабочими.
– Горбатиться на кого-то? – спросила Белка. – Нет, это неинтересно.
– Эльф, помнишь, когда тебя последний раз с работы уволили, я сказал, что работать нужно только на себя? – подал голос Сатир, неторопливо пересчитывая сигареты в пачке.
Друзья глубоко задумались. Белка быстро пробежала глазами диктант, который недавно написал Тимофей, исправила три ошибки и отложила листок в сторону.
– Нормально, – пробормотала она себе под нос и добавила уже громче:
– Ну что, больше нет предложений? Тогда у меня есть.
Она посмотрела на разом заинтересовавшихся друзей.
– Да, есть, – повторила она. – Для начала мне нужен деревянный клей.
– Мы будем делать из деревянной головы Сатира спички, а потом клеить из них домики? – догадался Эльф. – Я угадал, да?
– Я всегда знал, что как бизнесмен Эльф – полный ноль, – с сожалением изрек Сатир. – Но то, что у него еще и легкая олигофрения… Для меня это удар.
– Silence, kids!^4 – прикрикнула она. – Возьмите гитару, ну, ту, что мы в хламе нашли, и чтоб к утру она была как новая. Настраивать не обязательно. Все. За работу. – Она подвинула к себе листок с диктантом. – Тимофей, тебя ждет работа над ошибками. Объясни мне, с чего ты вообще взял, что “лейка” пишется через “э”?
– Мне так показалось… – неуверенно ответил мальчик.
– Показа-а-алось ему… – слегка поддразнивая, протянула Серафима. -
Визионер… Бери листок, ручку. Поехали.
Совместными стараниями Сатира и Эльфа гитара была склеена. Белка осмотрела ее, немного покрутила колки, настраивая, затем кивнула, видимо удовлетворившись результатом. Бережно, словно ребенка, завернула инструмент в одеяло и стала одеваться. Остальные без лишних вопросов последовали за ней. На улице за ночь подморозило, асфальт спрятался под корочкой льда и все время норовил выскользнуть из-под ног. Белка шла осторожно, прижимая гитару к груди – боялась упасть и повредить инструмент. На предложение Эльфа помочь она лишь отрицательно замотала головой.
Серафима выбрала оживленный подземный переход неподалеку от площади
Революции. Развернула гитару, поставила перед собой картонную коробку из-под охотничьих патронов, подышала на озябшие пальцы.
Глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, посмотрела куда-то вдаль – дальше стен перехода, дальше города, глаза ее остекленели, словно нашли что-то очень красивое, невидимое для остальных. Белка провела по струнам и запела:
Не для меня придет весна,
И Дон широко разольется…
Она пела легко, почти не напрягаясь, но на горле все же проступила белая сеточка шрамов.