Подменыши

— Хорошо, я постараюсь запомнить. А все-таки?..

— Домой.

— Скрывает что-то, мерзавец, — сказала, обращаясь к окружающим деревьям.

Большего она от него не добилась, как ни старалась. Разморенная жарой, качкой и молчанием, она уснула.

Проснулась часа через два, помотала головой, зевнула и огляделась. Тропинка теперь исчезла совсем. Лес все больше превращался в болото, деревья были уже довольно редки, под ногами непрерывно чавкало. Тяжелые и грязные брызги от конских копыт разлетались в разные стороны. «Хорошо, что лошадь подкованная», — вспомнилось ей что-то из прочитанного в детстве. Она еще раз огляделась. Окружающий пейзаж ей совершенно не нравился. Мертвые деревья, некая пустынность, какая есть во всех болотах. Ворона каркнула, сидя на высоком сухом суку. Крик ее далеко разнесся над топями. Белка почувствовала себя одиноко и потерянно.

— Далеко еще? — стараясь, чтобы голос не выдал ее ощущений, спросила она у Сатирова затылка.

— Нет, не очень. Но впереди самое сложное, так что укрепитесь духом, графиня. Да не устрашат вас преграды.

— А что за преграды вы мне пророчите, виконт?

— О, это будет великолепно! Трясины, гнилая вода, грязь и дорога шириной с детскую ладошку. Шаг вправо-влево и нас засосет болото.

— Врешь? — с надеждой спросила она.

— Нет, — покачал головой собеседник.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Да, — сказал Сатир, и она немного успокоилась. После прыжка с карниза она действительно верила ему.

А дорога меж тем все ухудшалась и ухудшалась. Кристалл проваливался в грязь уже чуть не до колен, вырывая ноги с громким утробным чавканьем. Сильно качало. Серафима покрепче обняла своего спутника, опасаясь, что может слететь.

— Ногами сильнее держись за круп, — через плечо посоветовал он.

— За что?

— За круп — конское туловище.

— Ты смотри, какие мы эрудированные, — проворчала она, но попробовала. Так было действительно лучше, только ноги быстро уставали.

Дальше пошло совсем плохо. Конь проваливался в жижу по стремена, тряс мордой, иногда испуганно ржал.

— Давай, Кристалл, красавец, — увещевал его Сатир.

По голосу было слышно, что ему и самому не по себе от происходящего.

Вода и ошметки грязи летели во все стороны. Белка была в лучшей ситуации, ей почти не приходилось щурить азиатские глаза, природа позаботилась. Наездники были перепачканы настолько, что даже если бы просто свалились вниз, то и в этом случае не смогли бы вымазаться сильнее. У Сатира взмокла спина, к которой прижималась Белка. Когда задние ноги коня проваливались и она начинала предательски сползать, ему приходилось одной рукой хватать ее за одежду и поддерживать. Серафима молчала, стараясь не выдавать своего страха. Лишь конское ржание временами нарушало тишину топей. Казалось, что все вокруг с мрачным торжеством наблюдает за неизбежной смертью людей, неизвестно зачем забравшихся в эти гибельные места. Две вороны теперь неизменно сопровождали их, перелетая с дерево на дерево. Серафима заметила это. Представила занесенный для удара клюв рядом с глазами, поежилась.

— Спокойно, — подбодрил ее друг, и в ту же секунду Кристалл неожиданно провалился под воду почти полностью, над головой осталась только его голова да плечи всадников.

— Левее, левее, потонем, олух! — заорал Сатир, яростно натягивая повод, направляя животное на брод.

Конь принялся бешено загребать ногами, ища опоры и беспомощно барахтаясь в месиве. На какой-то момент показалось, что трясина уже затягивает их, но тут копыта коснулись тверди, и, с трудом, вытаскивая себя сантиметр за сантиметром, они выбрались. Несколько минут стояли, приходя в себя. Жалкое зрелище представляли они из себя. Слипшиеся волосы в комьях грязи и ряске, черные лица, с одежды стекали струи бурой воды. Конь из белого, как облако, стал почти вороным. В гриве и хвосте запутались водоросли, он потряс головой, отряхиваясь.

Воронье разочарованно закаркало.

Ой, черный ворон,
Друг ты мой любезный,
Где летал так далеко…

неожиданно заголосил Сатир.

Белка, совсем, как только что Кристалл, встряхнулась и поддержала:

…И ты принес мне,
Ой да черный ворон,
Руку белую с кольцом…

Песня гулко и одиноко разносилась над притихшим болотом, похожая на завывание ветра. Жизнь продолжалась, смерть не коснулась всадников своей шершавой рукой.

Идти теперь стало легче. Земля становилась все тверже, деревья росли чаще, и вскоре они снова ехали по лесу. Вокруг росли сосны вперемежку с березами. Копыта коня мягко ступали по толстому слою опавших порыжелых иголок, заглушая шаги. По мере того, как менялся окружающий пейзаж, поднималось и настроение путешествующих. Неподалеку с ветки на ветку заскакала белка с редким, полинялым хвостом, ставшим от этого похожим на ершик для чистки бутылок.

— Помыться бы, — мечтательно сказала Серафима.

Грязь на них стала подсыхать, отчего было до нервной дрожи противно сжимать руки. Она тронула свои волосы, и ее передернуло.

— Гадость какая!

— Не переживай, мы уже почти на месте. Там и отмоешься.