Подменыши

Иди за солнцем следом,
Хоть этот путь неведом.
Иди, мой друг, всегда иди
Дорогою добра.

— распевала Белка вполголоса. — Нет, что бы ни говорили о Советском Союзе, достаточно послушать детские песни, сочинённые в те времена, чтобы понять, какие добрые люди его населяли. Ничего более доброго я в жизни не слышала, да, наверное, и не услышу. Это же даже не песни, это то ли проповеди, то ли молитвы.

— Да, такую искренность и доброту не подделаешь, — поддерживал её Эльф. — Чтобы так сочинять и петь, нужно прожить всю жизнь, глядя на мир глазами ребёнка, не познавшего зла. В современном мире это уже невозможно.

Солнце катилось по небу, как весёлый путеводный клубок из сказки, раскидывая по миру яркие тёплые нити. Облака наползали на него, облепляли грязноватой ватой, словно боялись, что ему станет холодно на русском морозе, и оно уныло просвечивало сквозь них бесполезным тусклым кругляшом. Налетал ветер, расшвыривал облачные клочья по бесконечным просторам неба и солнце снова вырывалось на свободу такое же яркое и весёлое, как до пленения.

Белка поднимала нос кверху, делала несколько маленьких вдохов.

— Ты не находишь, что морозный воздух пахнет водкой? — обращалась она к Эльфу.

— Так. Понятно, — говорил тот. — Белка хочет выпить.

— Но ведь пахнет, согласись!

Эльф принюхивался.

— Да, что-то есть.

— Тогда, может, по коньячку? — спрашивала Белка, хитро поглядывая на Эльфа, который в отсутствии Сатира стал заниматься финансами. — Прохладно всё-таки…

— Да, коньяк — это хорошо. Коньяк улучшает жизнь, — мечтательно говорил Эльф. — Но денег мало… — не соглашаясь, но и не отвергая предложения, добавлял он.

Некоторое время они шли молча.

— Нет, определённо, прохладно, — неторопливо повторяла Белка, щурясь от пышущего светом снега.

— Определённо, — эхом отзывался Эльф.

И они снова молчали.

— Ну, так, может, всё-таки купим коньячка?

— Такого солнечного, похожего на гречишный мёд?

— Именно!

— Ну, разве что, совсем чуть-чуть, — с явным удовольствием соглашался Эльф.

— Эх! — восторженно восклицала Белка и толкала Эльфа в сугроб. В воздух летели снежные хлопья, сияющей пылью оседая на одежде людей и спине беспокойно мечущейся Ленки.

Они покупали маленькую тёмно-янтарную бутылочку коньяка, от одного взгляда на которую уже становилось теплее, шоколадку для Тимофея и отправлялись дальше.

Если на пути встречались палатки с музыкой, Белка неизменно останавливалась перед ними и внимательно разглядывала ряды кассет и компактов. Всё их музыкальное собрание осталось в прошлой жизни, до взрыва, и сейчас она приступила к собиранию нового.

— Идите вперёд, я догоню, — говорила она Эльфу и Тимофею. Серафима очень не любила, когда её кто-то ждёт.

Если ей попадалось что-то интересное, она догоняла Эльфа, брала деньги и тут же покупала понравившееся.

— Я понимаю, что деньги нужно расходовать осторожно, — говорил Эльф, копаясь в карманах, — но у тебя, Серафима, безупречный вкус. Я не могу отказать. В конце концов, легче прожить без мяса, чем без музыки.

— Да, кстати, я видела там ещё «Boheme», — сообщала Белка.

— Deep Forest! — радовался Эльф и снова лез в карман.

Так в их коллекции, помимо Deep Forest, заново появились «Вершки-корешки», «Сто лет одиночества» и «Прыг-скок» Гражданской обороны, «Группа крови», «Звезда по имени солнце» и «Чёрный альбом» Кино, а, кроме того, сборники Боба Марли и детских песен советских времён. Каждое приобретение вызывало множество стонов Эльфа по поводу истраченных денег и массу общей радости от хорошей покупки.

— Как же здорово, что в наших залежах хламья был магнитофон и что ты сумел его починить, — болтала Белка, разглядывая купленные кассеты. — Одно плохо, Сатир их слушать не сможет.

— Он сможет, — заверил её Эльф. — Обязательно. Только чуть позже. Куда ж он денется!

Зимние дни коротки. Проходило всего несколько часов после рассвета и запад уже окрашивался в цвета пурпура и крови. Солнце садилось. Мороз становился злее, ветер пронзительнее. Темнота сгущалась над городом, и тот, не желая ей сдаваться, зажигал сонмы огней. Тьма отступала во дворы и подворотни и злой дворнягой затаивалась там, словно ожидая то ли аварии в электросетях, то ли крушения цивилизации, когда можно будет выйти и захватить всё, что в это время суток по праву принадлежит ей.

Друзья искали ближайшую станцию метро и покидали город, над которым, словно огромная багряница, плескалась в небе стылая ткань заката.

Так проходили солнечные дни.