— Жил, учился, в гости ходил, — негр неопределённо пожал широкими, как ствол баобаба плечами. — Но это ведь всё неинтересно, правда? Интересно было, когда я уходил жить в джунгли. К тем людям, которые никогда не видели городов. Там мне было совсем хорошо. Мы ловили рыбу, охотились на крокодилов, собирали фрукты, били в тамтамы, танцевали. Питались только тем, что находили в джунглях. Спали в хижинах, крытых листьями. В сезон дождей по ним целыми днями дожди стучали. Под этот звук спать хорошо. В солнечные дни всюду бабочки летали, птицы кричали, обезьяны прыгали… А когда мне надоедало жить в лесу, я уезжал к океану. На мурен охотился, на берегу лежал, волны слушал, курил…
«Белые» уважительно посмотрели на Йона. Его действительно легко было представить и затаившимся в засаде с копьём в мускулистой руке, и плывущим в долблённой лодке по затерянной в джунглях реке, и глядящим в жёлтые с узким кошачьим зрачком глаза крокодила, и танцующим под бой тамтамов среди жалящих, как дикие пчёлы, искр костра.
Лицо Йона стало задумчивым.
— Как же я соскучился по Африке… Ужасно… Я только сейчас понял.
— Ну ничего, будет лето, поедешь домой. Поживёшь, как человек, в лесу под ёлкой, или что у вас там растёт, — подбодрила его Белка. — Чего ты расстраиваешься-то?
Йон снял вою цветастую шапку, снова достал из глубин шевелюры пакетик и стал сворачивать новую самокрутку.
— Некуда мне ехать. Отца свергли четыре года назад. Он отправил меня сюда, а сам перешёл на… Ну, как это, на нелегальное положение. Переезжает из страны в страну. Я даже приехать к нему не смогу.
Все сочувственно помолчали.
— Да, наследным принцам часто выпадает нелёгкая судьба, — заметил Эльф, принимая сочащийся дымком косяк. — Того же Гамлета вспомнить… Трудно жил, с перегибами.
— Там у нас теперь полковники правят. Ото всего мира закрылись. Понастроили трудовых лагерей. Людей за колючей проволокой держат. Чиновники, говорят, расплодились. Когда у меня мать умерла, полковники даже не разрешили её на родине похоронить. Отца, если поймают, обещали повесить. Меня тоже, наверное, повесят, если поймают. Так что нельзя мне домой возвращаться.
— Да, виселица — это серьёзно, — сказала Белка.
— Я уверен, что когда тебя вешают за шею, это очень неприятно, — с невесёлой усмешкой заметил Йон.
— Да, потом, наверное, горло болит, — поддержал его Эльф.
Они поболтали ещё немного и расстались, договорившись встречаться здесь по солнечным дням в два часа. Белке больше нравился полдень, но Йон заявил, что он как-никак студент и ему надо, хоть иногда, появляться в институте. Ещё они договорились никогда не ждать друг друга больше десяти минут. Чтобы отношения не были в тягость.
Так начались их регулярные встречи. С Йоном было хорошо. Он никогда не бывал в плохом настроении, у него всегда была трава и сладости для Тимофея. А когда выяснилось, что он и его отец — коммунисты, с ним стало совсем интересно. Они часами обсуждали революционные движения разных стран, ругали капитализм и демократию:
— Я как-то нашла в Интернете интересную подборку высказываний по поводу демократии, — говорила Белка. — Всё я, конечно, не помню, так, обрывки… Вот что, например, сказал о демократии один религиозный деятель: «Дайте людям возможность думать, что они правят и они будут управляемы». Блеск? Блеск! Или вот ещё какой-то британский журналист высказал: "Демократия: это, когда вы говорите, что вам нравится, а делаете, что вам говорят". Орсон Уэлс (американский режиссер) словами героя одного своего фильма: "В Швейцарии они все любят друг друга по-братски, пятьсот лет демократии и мира, и что они произвели? Часы с кукушкой!". Хорошо сказано, правда? Да и вообще, что такое демократия? Это когда олигарх даёт человеку деньги на предвыборную кампанию (дело-то крайне дорогое), а потом требует исполнения своих желаний. И тот исполняет. А куда он денется, если его загодя купили? Какая тут может быть воля народа? Да никакой! Как нет и никогда не будет демократии.
— А мне кажется, что любой государственный строй основан на насилии, — сказал Эльф. — И при каком бы строе я ни жил, мне всегда будет плохо.
— Конечно, — согласился Йон, — любое государство — это насилие. Но при капитализме насилие направлено на то, чтобы воспитать в тебе собственника и потребителя, а при коммунизме — чтобы сделать тебя человеком, который стремится к добру, а к вещам равнодушен. Потому что собственность — это основа общественного зла.
— Ты же сам говорил, что веришь в Христа, а он отвергал насилие, — заметил Эльф. — Как же ты тогда можешь одобрять коммунистическую революцию?
— Нельзя сделать яичницу, не разбив яиц, — встряла Белка. — Ты вспомни историю России. Христианство пришло сюда на мечах дружины князя Владимира. Поломали идолов, порубили особо сопротивлявшихся язычников, и стала Русь христианской державой.
— Тоже была кровь, и ничего, Русь только выиграла, — поддержал её Йон. — Так же и с коммунизмом должно быть.
Эльф отвернулся от них, посмотрел на рычащий поток машин, тупо месящий грязный солёный снег.