Подмосковная ночь

Он размышлял – и в то же время вспоминал, что Опалин произвел на него впечатление кого угодно, только не глупца, и что, несмотря на молодость, он был въедлив, последователен и упорен. «Значит, он решил, что ему проще закончить свое дело, арестовав Виноградова, – подумал Киселев. – Кого-то же надо арестовать, чтобы отчитаться, и вовсе не просто так ему дали с собой эту бумажку». Думать об этом было так противно, что он ощутил во рту вкус ржавчины. «Вот оно, новое поколение, ради которого мы проливали кровь… Сволочи и карьеристы, которые идут по головам. Конечно, ему удобно будет иметь дело с Виноградовым. Отберет у него морфий, и бедняга что угодно подпишет…»

На следующее утро Киселев встал в прескверном настроении, которое ничуть не улучшилось, когда он увидел, что у Лидии красные глаза, и понял, что ночью она плакала. Явился Пантелей, но вел себя вежливо, ничего не требовал и только намекнул, что племянник ему нужен для работ, а теперь, когда его увез с собой Опалин, все стало как-то зыбко и странно.

– Мы понятия не имеем, вернется ли товарищ Опалин, – сказала Лидия Константиновна с раздражением. – А что касается судьбы вашего племянника… Если он не арестован, то, наверное, вернется.

Пантелей шмыгнул носом, надел картуз, который мял в руках, и решился.

– Фельдшер утром вернулся, – сказал он.

– И что? – спросил Платон Аркадьевич напряженным голосом.

– Принимает.

– А о докторе он что-нибудь сказал?

– Сказал, заболел.

– На Лубянке он заболел, – проговорила Лидия Константиновна, не сдержавшись, едва Пантелей ушел. – Болезнь известная…

– Угрозыск – не ГПУ, – сказал учитель. – И они не на Лубянке, а где-то в другом месте.

– Ах, не говорите, чего не знаете, – напустилась на него учительница, которую обуревали дурные предчувствия. – Вы можете поручиться, что с доктором сейчас все в порядке? Вот! Вы не можете, и я не могу, и никто не может…

Опалин вернулся в третьем часу и, видя, как он идет к усадьбе, сдвинув фуражку на затылок, Лидия Константиновна вся передернулась.

– Я не могу с ним говорить… Видеть его не могу. Уж лучше вы, Платон Аркадьевич…

Она убежала к себе во флигель, повалилась на стул и обхватила пальцами виски. Перед внутренним взором неожиданно явилась старая картинка: страус прячет голову в песок. «Да, я страус, – подумала Лидия Константиновна с тоской, – трусиха… Жалкая трусиха». Она не представляла себе, как теперь будет общаться с человеком, который схватил несчастного доктора, как будет смотреть ему в глаза. «И фельдшер помог! А я-то считала его приличным человеком…» Минуты текли, она опустила руки и сидела, устремив взгляд в никуда. В голове вдруг ожило видение из прошлой жизни: дамы в шляпках и платьях почти до пят, с ракетками в руках, и управляющий Чернецкий, как всегда оживленный и галантный после партии в теннис. Соперницы его постоянно подозревали в том, что он играет не в полную силу, потому что он мог ударить по мячу так, что не было никакой возможности отбить его. «Да, теннис… и мирная жизнь… – думала Лидия Константиновна, расчувствовавшись и шмыгая носом, – и ведь не ценили же, ничего не ценили, и я не ценила. Проклятое самодержавие, свергнем царя – ну и свергли, и такое полезло на свет из всех щелей… Бесы. Нет, какие тут бесы, – тотчас поправила она себя, – ведь я же знала этих мужичков, видела их, и тех, которые в соседних имениях резали помещиков, тоже видела… При царе шапки ломали и благодарили за каждую малость, а потом… Но откуда же мы знали, что они настолько нас ненавидят. Пушкин первый понял, когда писал про Пугачева, а лучше всего понял Достоевский… И зря Платон Аркадьевич считает, что Толстой…»

Она услышала, как скрипнула дверь, и подняла голову.

– Можно войти? – спросил учитель.

Лидия Константиновна сразу же заметила, что вид у него озадаченный.

– Что он вам сказал? – нервно спросила она. – За что он…

– Да не арестовал он доктора, ничего подобного, – проворчал Платон Аркадьевич. – Морфий в больнице кончился, Горбатов застал доктора, когда тот пистолет вынимал из стола… Виноградов сделал вид, что ничего особенного не происходит, но фельдшер же знает его. Позже тайком забрал пистолет и пошел к Опалину, просить помощи. Мол, так и так, лазил за пистолетом… и впервые за все время, что Горбатов с ним знаком, не побрился… Опалин и сказал – везем его в Москву, в лечебницу, немедленно. Позвали Кирилла на подмогу… Ну и повезли. А все решили, что доктора арестовали…

Лидия Константиновна смотрела на него широко распахнутыми глазами. Выражения ее лица он не понимал.

– И вы ему поверили? – спросила она.

– Ордер как был при нем, так и остался, – ответил Киселев, пожав плечами. – Он мне его показал. Могу Кирюху расспросить, если хотите – он вернулся с Опалиным.

– Да, съездите в деревню и расспросите его, – сказала Лидия Константиновна решительно.

Свешников запряг лошадь, и Платон Аркадьевич отправился в деревню, где Кирюха, стоя возле избы Пантелея, рассказывал обступившим его деревенским жителям о Москве.