Подмосковные вечера. История Вана Клиберна. Как человек и его музыка остановили холодную войну

Холодная война достигла того, чего никогда не смогла достичь никакая пропаганда: она убедила правительство США в необходимости публично поддержать американское искусство. Принятая Программа международных обменов быстро расширялась: в первые три года ее поддержкой пользовались двенадцать оркестров (в их числе оркестр NBC Symphony of the Air, Филадельфийский, Бостонский симфонический и Нью-Йоркский филармонический оркестры. Участие еще десяти коллективов было одобрено, но так и не реализовано, 38 заявок были отклонены), а в течение пяти лет – более ста исполнителей и групп, которые посетили более 90 стран. Ответственным за деятельность программы был Государственный департамент. В отличие от ЦРУ, чьи сотрудники были выпускниками престижных университетов, курили трубки и тайно ассигновали огромные суммы на пропаганду атональной музыки и абстрактного искусства, Госдеп выбирал деятелей культуры в основном из числа практикующих музыкантов, пытаясь при этом продвигать разнообразные по форме произведения. Политика властей стала подвергаться критике, когда выяснилось, что художники оказались более консервативными, чем правительство. Так, музыкальная секция проекта, которая каждые две-три недели заседала в Нью-Йорке, неоднократно отвергала участие музыкантов иностранного происхождения, и ее членам пришлось напоминать, что американская культура сложилась из самых разнообразных культур. Этот орган настолько предвзято относился к джазу, что для последнего пришлось создать отдельную секцию. Фонд также отказался от поддержки мюзикла Леонарда Бернстайна «Вестсайдская история» на том основании, что «показ бандитских разборок в Нью-Йорке не поможет развитию культурных связей»[130]. Должностных лиц того времени вполне можно было обвинить в том, что они завидовали советской системе, в которой деятели искусств рассматриваются как собственность государства, а оно производит систематический отбор самых талантливых, обучает их и отправляет лучших за границу. Тем не менее американцы в своей миссии достигли определенных успехов. Особенно восхищались за рубежом афроамериканскими исполнителями, что было важно в свете судебного процесса «Браун против Совета по образованию», когда раздельное обучение чернокожих и белых школьников было признано противоречащим конституции, а также советских обвинений в том, что в Америке действуют «законы Джима Кроу» о расовой сегрегации, а центральные части городов приходят в упадок.

Сначала советский блок был исключен из программы культурных обменов. «Мы не планируем направлять исполнителей за железный занавес, потому что там контролируют публику и она может причинить вред артистам», – сообщал официальный представитель Госдепа на одном из первых заседаний музыкального отдела[131]. Впрочем, реальная причина, скорее всего, заключалась в отсутствии доверия к американским артистам. Президент Джульярдской школы Билл Шуман, сам входивший в группу вокалистов, энергично протестовал против такого решения, но его предупредили, что он выходит за границы своей компетенции и вторгается в политику…

Эта проблема еще находилась в стадии самого горячего обсуждения, когда Никита Хрущев произнес самую взрывоопасную речь в истории Советского Союза.

5. «Секретный доклад»

XX съезд Коммунистической партии Советского Союза официально завершился. Десять дней полторы тысячи делегатов и гостей из 56 стран аплодировали череде выступлений, одобрявших идеологию и политику нового режима. Они уже вернулись в свои гостиничные номера и готовились нести решения съезда на места, когда советских участников вдруг снова спешно созвали в Кремле. Этого заседания не было в регламенте работы съезда, на него не были приглашены зарубежные делегаты. Не было никакого уведомления о том, какой вопрос будет обсуждаться, и никакой подготовки к тому, что должно было произойти. А произошло вот что: вскоре после полуночи 25 февраля 1956 года Никита Сергеевич Хрущев поднялся на трибуну и вторично похоронил Сталина.

Бурно жестикулируя, Хрущев сообщил, что марксизм-ленинизм поразило ужасное извращение. Культ личности вознес преступника до статуса бога. Сталин, по словам Хрущева, превратил правительство в машину репрессий и лжи. Он заключал в тюрьмы, пытал и убивал невинных людей и по своим параноидальным прихотям депортировал целые народы. Уничтожив перед Второй мировой войной четыре пятых командования армии, Сталин поступал с войсками, словно мальчик с солдатиками, а военные операции планировал по глобусу. Обвинив Сталина в том, что он потворствовал доносительству, Хрущев вдруг остановился и заговорил доверительно: «Сталин был человек очень мнительный, болезненно подозрительный, в чем мы убедились, работая вместе с ним. Он мог посмотреть на человека и сказать “Что-то у вас сегодня глаза бегают” или спросить “Почему вы сегодня часто отворачиваетесь, не смотрите прямо в глаза?”»[132] «Имея неограниченную власть, – добавил Хрущев, – он допускал жестокий произвол, подавлял человека морально и физически».