Поднять на смех!

В гости он стал приходить частенько — видать, одному не так весело время коротать. А особенно привязался он к нашим детям — все конфеты носит. Носит-то носит, да неприятны его угощения: дает детям конфету, а в нашу с женой сторону бормочет: «Берите, детки, вот эти конфеты я по три рубля за килограмм брал… А вот вчера — так те четырехрублевые были…» Была у него такая слабость — вести счет каждой копейке и все в специальную книжечку заносить. Короче, жаден был Макар. Может, потому и не женился, что тогда пришлось бы все пополам делить. А потом вдруг стали до меня доходить слухи, что повадился мой старый знакомый похаживать к некоей Маюк, известной тем, что была она, как Макар, одинокой и, так же как и он, питавшей особую страсть лишь к копейке. Два сапога — пара, стали говорить о Макаре и Маюк. И действительно… Трудно даже было представить себе, как могли они терпеть друг друга, имея такую направленную индивидуальную ориентацию на деньги. Как бы там ни было, но, рассказывают, пошел Макар все же к ней свататься. Четвертинку водки принес: выпили они вроде бы, говорят, а потом Макар отправился домой. Только на полдороге, говорят, он вдруг стукнул себя по лбу, остановился и бросился назад.

— Кто там? — спросила Маюк.

— Я, — ответил, рассказывают, Макар. — Бутылку-то пустую я забыл у тебя. Давай-ка ее сюда, как-никак еще не совместно нажитое имущество…

— Как это не совместно?! — закричала Маюк, не открывая дверь. — А закуска чья была? Посчитать, так ты мне еще должен.

Как они урегулировали этот конфликт, неизвестно, но, казалось, пойдут после этого «сапоги» в разные стороны. Но их скорее всего именно эта неразделенная бутылка и объединила.

Во всяком случае, проходит некоторое время, слышу однажды — стены-то тонкие! — за стеной голос Маюк. А потом как-то и сам Макар к нам пожаловал и… пригласил посидеть у них вечером, отметить бракосочетание. Надо же, сошлись все-таки! С тех пор дружба между нашими семьями вновь восстановилась. Правда, ненадолго…

За стеной все чаще и чаще вспыхивали скандалы. Особенно они полыхали в дни получек. И громче всего из общего шума в такие дни выделялись фразы: «Деньги должны быть в руках у мужчины!» и «Деньги должны быть в руках у женщины!»

Когда после этого раздавался звон разбитой посуды и крик: «Караул!» — жена посылала меня разнимать соседей. Скрепя сердце я шел, мне доставалось на орехи в одинаковой степени как от мужских, так и от женских рук, и я уходил, сердито повторяя известный афоризм о паре сапог.

Между тем дела у соседей шли хуже и хуже. Однажды Макар пришел домой позже Маюк и у закрытой двери услышал от нее сквозь замочную скважину: «Ночуй, жадина, на улице. Не пущу в квартиру!» Два часа Макар произносил у закрытой двери все нежные и ласковые слова, которые он знал, но Маюк оказалась человеком слова. Ночевать Макар вынужден был у нас… Зато на другой день он пришел раньше Маюк, и картина повторилась, с той лишь разницей, что теперь у нас ночевала Маюк.

Потом они на время поутихли. Мы уж подумали, что они взялись за ум, когда однажды в нашу квартиру позвонили, и на пороге предстал Макар. Перед собой, тяжело отдуваясь, он держал телевизор.

— Все! — сказал он. — Больше не могу! Развожусь… Припрячьте вот пока, пусть постоит у вас…

На другой день нас снова потревожил звонок. На этот раз звонила Маюк. В руках у нее была швейная машина…

— Не могу больше жить с таким скрягой, — сказала она, тяжело вздыхая. — Развожусь. Вот, припрячьте, пусть пока постоит у вас…

Так продолжалось несколько вечеров, Макар и Маюк таскали вещи, как трудолюбивые муравьи, и постепенно перенесли в нашу квартиру почти все. В последний день Макар тайком от жены принес вилки, а Маюк тайком от мужа — ложки.

…И как это я не смог предусмотреть, чем все это может кончиться? На следующий вечер Макар и Маюк ворвались в нашу квартиру, словно ураган.

— У них! — кричал Макар. — У них наш телевизор! Наш совместно нажитый телевизор!

— И швейной машиной они нашей пользуются! — вторила ему Маюк. — Да как вы смеете! Отдайте сейчас же, не то милицию вызову! Милиция-я!!!

— Ложки, ложки не забудь, Маюк, — бегая по комнате, давал команды Макар. — Тащи стиральную машину. Что, не наша?! Жаль… А коврик?.. Тоже ваш? Тогда хоть продайте… Вот спасибо! Маюк, забирай коврик! Деньги отдадим с получки…

Нет, что ни говорите, а очень прочные порой встречаются семьи. Как кирзовые сапоги.

Я И МОЯ МАШИНА

Сами подумайте: какой смысл в восемнадцать лет жениться? Ни жизненного опыта. Ни материальной, так сказать, базы. Да и с привольной холостяцкой жизнью не хочется, по правде сказать, в этом возрасте еще расставаться.

Одним словом, я решил с этим делом не торопиться. Не так, как мой приятель Геннадий. Вот уж о ком можно сказать: поспешишь — людей насмешишь. Он сразу после школы женился. Взял в жены… впрочем, неудобно такие вещи о своем приятеле рассказывать. Не по-дружески это. Да к тому же не о нем я разговор начал, а о себе.