Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне

Защита рабства вменялась в обязанности законодателям, так же как защита ортодоксальной религии. В Северной Каролине «подрывными» элементами считались атеисты и люди, исповедующие различные «ереси»: деисты, унитарианцы, фундаменталисты. В 1835 году национальное собрание штата приняло закон, по которому атеисты, евреи, скептики не имели права занимать государственные посты. В 1841 году в судах штата Джорджия не допускались показания свидетелей, если они сомневались в реальности адского пламени.

Преследования рабов и аболиционистов усиливались, негры бежали.

Однако негры никуда не могли бы убежать, даже за пределы плантации, если бы им не помогали особые проводники, если бы не тайные убежища, по попустительство северных властей, если бы не общественное мнение Севера.

Необходимы были какие-то меры.

В начале 1850 года сенатор от Виргинии Джеймс Мэйсон внес предложение — обновить, подтвердить, укрепить закон о беглых рабах. Мэйсон приводил доводы, цифры: в округе Колумбия, например, было четыре тысячи шестьсот девяносто четыре негра, а осталось шестьсот пятьдесят. Тайная дорога работала почти беспрепятственно. В газетах печатались такие объявления: «Усовершенствованные прекрасные локомотивы совершают и в нынешнем сезоне регулярные рейсы между Патриархальной Областью и Городом Свободным… Места бесплатные для всех, независимо от цвета кожи».

Имеющие глаза видели.

Считалось, что потери рабовладельцев от побегов не менее пятнадцати миллионов долларов.

Хлопковая империя стала перед угрозой. Цены на хлопок росли. И потому росли цены на негров. Больше половины рабов Юга — миллион восемьсот тысяч — трудились на хлопковых плантациях.

Практика настолько противоречила предлагаемому закону, что его необходимо было подготовить.

«Король-хлопок» и царедворцы короля-хлопка диктовали свои требования идеологам и политическим деятелям, а те подбирали доводы — исторические, теологические, философские, доводы «здравого смысла» и провозглашали их с трибун, в газетах и в книгах.

Они ссылались на библейские заповеди, на десятую заключительную: «Не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его…»

Они доказывали, что побеги рабов разоряют не только Юг, но и Север, вызывают вздорожание хлопка, нарушают снабжение северных фабрик сырьем.

Они угрожали развалом государства, разъединением Соединенных Штатов. Южане дольше не могут терпеть преступного самоуправления аболиционистов.

Южане уверяли, что неграм по самой их природе лучше жить в рабстве и потому, что они просто не способны к самостоятельности, они, как дети или как домашние животные, беспечны, легкомысленны, быстро дичают и развращаются. Оказавшись без надзора, лучшие из них погибнут от сурового климата, от нищеты, а большинство превратится в хищных преступников.

Они напоминали, что рабство было основой великих древних цивилизаций Египта, Эллады и Рима, пытались доказать, что рабство негров — одна из главных основ американской цивилизации и даже американской свободы, ведь вождями американской революции, создателями США были джентльмены Юга, виргинские плантаторы Вашингтон, Джефферсон, Адамс…

Предписание возвращать беглых рабов хозяевам было только одним из параграфов большого законодательного акта, со множеством пунктов и подпунктов, который был принят конгрессом. Мало кого касалась судьба Калифорнии — тем более что в краю золотоискателей вообще не было рабства — или судьба территории Техас. Но судьба беглых негров касалась едва ли не всех. Потому длинный закон 1850 года и вошел в историю и в сердца человеческие именно под этим названием: «Закон о беглых рабах».

Теперь достаточно было простого заявления рабовладельца, он должен был лишь засвидетельствовать перед магистратом, что бежавший раб принадлежит ему. А негр не имел права жаловаться, не мог подавать в суд. Федеральный чиновник, который препятствовал возвращению бежавшего раба, облагался штрафом в тысячу долларов. Если раба возвращали хозяевам, судебный заседатель получал десять долларов, если освобождали — пять долларов. Многих охватила тоскливая безнадежность. Этот закон накинул петлю не только на рабов, но и на свободных граждан Севера. Они не могли уже утешаться тем, что сами не продают и не покупают рабов, на улицах Нью-Йорка, Чикаго, Бостона началась охота за неграми.

А ведь большинство американцев — в том числе и хорошие, и порядочные — привыкли повиноваться установлениям свыше: закон есть закон.

Возмущались про себя, в письмах, в кругу семьи. Эмерсон записывал в дневник: «…подумать только, что этот грязный закон принят в девятнадцатом веко людьми, умеющими читать и писать. Клянусь богом, я не стану исполнять его…»

Самые мужественные сопротивлялись открыто и звали к сопротивлению других.

Поэты Джон Уитьер и Уолт Уитмен заклеймили закон в гневных стихах. Генри Торо еще в брошюре «Гражданское неповиновение» писал: «Я не считаю наше правительство моим, так как оно одновременно и правительство рабовладельцев… Надо свою жизнь превратить в тот песок, который помешает колесам машины двигаться».