Подножье тьмы

«…Я в кафе „Веснушка“ сидел. Ко мне под-дошли, налили. Ну, говорят, хорош… Нам, говорят, надо кореша подкузьмить. Он шутку любит и песни… Я говорю, я не знаю песен… Я петь не умею… Да и н-не надо, мне говорят, не пой. Нам шутки нужны. Веселые шутки, прибаутки и розыгрыши. Не за бесплатно, мы ж понимаем. И, значит, наличными в руки!.. Я т-таких денег в жизнь не видал!.. И баба там, значит. Всех-то трое было. Смазливая, смеется. Я таких баб только во сне виж-жу, и то, когда им самим присниться з-захочется. Смеется, присматривается. Деловито… Здесь, там, везде потрогала, я и дышать боюсь Спрашиваю, а ч-чего шутить? А баба смеется. По ресторанам, говорит, походи. Выпей, закуси сколько влезет. Я говорю, в меня м-много влезет. Она смеется, вот и хорошо! И пусть много! Мы тебе костюмчик хороший справим, чтоб ты мог в самые шикарные кабаки заходить. И трость д-дадим. Что или кто не понравится, сразу этой тростью!.. Недельку погуляй… По дорогим ресторанам, по тихим кафе. Где публика поинтеллигентней. Как вроде с деньгами, а огорчен. С-сильно огорчен, не просто пьешь, бабу ищешь. Собственную, не чужую. Она т-тебе вроде рога приделала, вот ты и сердишься, ищешь, хочешь, как человек известный, женщину укорить. Так и ори, где, з-значит, та блядь в бантиках? Где, значит, та баба неверная! Ну и проч-чая, сам придумаешь… Я и ору… М-мужики, ч-честно ору!..»

Иваньков сидел вполоборота к Шурику. Шурик видел, как его щека медленно багровела. Правда, наконец, дошла до него. Он сразу погрузнел, плечи опустились. Лучше бы Иванькова переспала с кем, – подумал Шурик, чувствуя угрызения совести.

"…Верим. Сами видели… Ты о деле давай. Детали баба обсказывала?… Бабу как звать?

– Так чего ж… К-какой сек-крет… Известная баба… Шутка ведь… Раз мужик скурвился, надо ж прищемить мужика… Она так сама сказала… С-скурвился, мол, может, еще спасем…

– Имя выкладывай.

– К-какое имя?

– Бабы, которая шутить наняла.

– Ч-чего ж неясно-то? Если я Иваньков… Не П-петрову, не Иванову же мне кричать…

– Ну?

– Д-да Иванькова! Ч-чего ж тут?…"

Роальд выключил диктофон.

Шурик с сочувствием следил за Иваньковым.

Иваньков держался здорово.

Он только кивнул, но в глазах его опять что-то горело. Расплачется, решил Шурик. Сломался мужик.

– Послушайте, – быстро сказал Иваньков и быстро и деловито оглянулся на Шурика. – Я вам заплачу. Я вам хорошо заплачу. Мне немедленно нужна эта пленка. Я хочу забрать ее прямо сейчас. Я прямо сейчас позвоню, чтобы привезли деньги. Наличкой. Без всяких бумаг. Назовите сумму и она ваша. Контора у вас, – кивнул Иваньков, – бедно обставлена.

Он не расстроен, удивился Шурик. Он нисколько не расстроен, ему плевать на жену. Ему теперь пленка понадобилась. Даже на контору обратил внимание.

Так же, наверное, подумал и Роальд.

– Я не могу продать пленку.

– Почему?

– Это политика. Это выходит за наши рамки. Нас интересует криминал. Продай я вам эту пленку, вы же первый мне это припомните, если дорветесь до власти. И будете правы, ведь мы этим самым влезли в политику. А мы в нее не хотим влезать. Единственное, что обещаю, пленка будет уничтожена.

– Но ведь это на руку Неелову! Вы сами говорили, что готовы проголосовать за меня.