Подо льдом к полюсу

Небо, нежно-розовое и бледно-лиловое на юго-востоке, там, где проглядывало утреннее солнце, оттеняло белизну покрытого снегом льда. Я знал, что в это время года солнце здесь не поднимается высоко и день представляет собой сплошные сумерки. Вокруг не было никаких признаков жизни, и безмолвие, казалось, гармонировало с красотой пейзажа.

На мостик поднялся Медалья. Даже этот бойкий парень был сейчас молчалив. Мы оба не проронили ни слова. Выразить словами то, что мы чувствовали, было невозможно.

Наконец я наклонился к переговорной трубе, чтобы связаться с центральным постом, но обнаружил, что она замерзла и не действует. «Скейт» все еще находился в опасном положении. Балансируя на поверхности, он мог неожиданно начать погружаться. Мостик располагался очень низко: мы с Медальей находились не выше трех метров над уровнем льда. Поэтому было очень важно постоянно иметь надежную связь с центральным постом корабля.

Медалья спустился вниз, чтобы установить аварийную телефонную связь между центральным постом и мостиком. Как только это было сделано, я сразу же приказал Шефферу продолжить продувание цистерн.

«Скейт» постепенно начал всем своим корпусом давить снизу на лед. На льду появились небольшие выпуклости, и он начал деформироваться. Но корабль почему-то перестал подниматься, хотя воздух продолжал поступать в цистерны. «Может быть, следует на этом остановиться, — подумал я, — и оставить лодку в таком положении? Но ведь мы пришли сюда, чтобы убедиться, можем ли всплыть, и мы должны всплыть».

Но в это время «Скейт» неожиданно начал пробиваться сквозь лед, как огромная форма для домашнего печенья. Лодка всплыла, покачиваясь под тяжестью оставшегося на палубе льда. Руль проделал для себя отверстие во льду и теперь торчал, как плавник гигантской акулы.

Чистой воды не было видно даже у самых бортов лодки. Корпус лодки был настолько тесно зажат льдами, что об опасности дрейфа можно было совершенно не думать.

На мостик поднялся Билл Леймен и после короткого благоговейного молчания предложил подменить меня, пока я оденусь потеплее. Только теперь я спохватился и заметил, что в волнении выскочил на мостик в одной парке[25], и теперь с каждой минутой мне становилось все холоднее.

Когда я спускался вниз, Медалья измерил температуру: двадцать девять градусов мороза.

Я натянул на себя добротную теплую одежду, которой нас снабдили специально для этого похода: огромные брюки, куртку из губчатой резины, покрытую стеганым нейлоном, и шапку в виде шлема. Одевшись, я вернулся на мостик посмотреть, не получил ли корабль повреждений, пробиваясь через лед.

«Скейт» всплывает через тонкий зимний лед. Руль лодки пробил во льду узкое отверстие.

Несколько человек работали ломами, очищая верхнюю палубу от глыб льда. По отвесному борту «Скейта» нетрудно было скатиться вниз и свалиться на лед Прежде всего я отправился на корму, чтобы проверить состояние руля, торчащего из-подо льда на расстоянии четырех с половиной метров от пробившейся через лед части корпуса лодки. Повреждений рулей и корпуса я не обнаружил. Надстройка, напоминающая по форме спину кита, безболезненно приняла на себя первый удар, после чего весь корпус лодки без труда увеличил отверстие.

Довольный, что все обошлось благополучно, я отошел подальше от корабля, чтобы осмотреть его на расстоянии. В конце концов, не многие командиры, находясь далеко от земли, имеют возможность прогуливаться и рассматривать свой корабль со стороны. Черный корпус лодки выделялся на белой гладкой поверхности льда, как украшение кондитера на белом торте. Казалось невероятным, что лодка когда-нибудь будет в состоянии снова двинуться и уйти отсюда.

Даже в своем специальном костюме я вскоре начал мерзнуть и решил возвратиться на лодку. Но забраться на отвесный борт было значительно труднее, чем спуститься с него, и только с помощью поданного мне конца я с трудом поднялся на корабль. Лейтенант Брюс Мидер, наш штатный фотограф, готовился сойти на лед. В своем арктическом костюме Брюс был похож на медвежонка. Он старался осторожно скатиться вниз, чтобы не повредить фотоаппараты, висевшие на обоих его плечах.

— Сделайте побольше снимков, Брюс, — сказал я ему. — Иначе нам никто не поверит.

— Понимаю, понимаю, — ответил он, осматриваясь с таким же чувством изумления, какое переживали мы все.

Когда Брюс внес холодные фотокамеры в теплую лодку, они сразу же покрылись инеем. Через несколько минут его элегантные «Лейка» и «Никон» разукрасились снежным узором, таким же, какой мы часто видим на змеевиках холодильников.

Во время завтрака доктор Лайон сказал, что ему очень хотелось бы снять кинофильм, в котором был бы изображен момент, как «Скейт» проламывает лед. Такой фильм дал бы возможность точно установить, как это происходит. Мы все рассмеялись А кто-то сказал, что это все равно, что заснять первую посадку на Луне.