Подольские курсанты. Ильинский рубеж

Вот когда артиллеристы на деле показали, чему их научили. Полковник Стрельбицкий уже на ходу за один месяц перекраивал учебную программу, обучая курсантов работать одновременно по трем и даже четырем танкам, еще летом расчеты учили противостоять танку один на один. «В бою — так не будет», — сказал тогда начальник училища, и весь сентябрь курсанты целыми днями отражали атаку сразу нескольких машин.

Батарея Базыленко выкашивала вражеские цепи шрапнелью, батарея Носова била прямой наводкой по танкам.

В этом бою немцы оставили на берегу и водах Угры более трехсот солдат и офицеров убитыми. Три танка и броневик догорали в поле.

Сотня курсантов и разведчиков… сто молодых ребят, комсомольцев — такая была цена еще одного дня. Драгоценного дня, позволившего курсантам, что заняли Ильинский рубеж, укрепить и замаскировать недостроенные доты и вырыть до того существовавшие лишь на плане окопы.

Немцы отступили. Отступили к Стрекалово и курсанты с разведчиками. Минометы и гаубицы пристрелялись к нашим окопам. Штурмовики и бомбардировщики квадрат за квадратом бомбили рощи и лес, и берег бомбили. Не могло поверить гитлеровское командование, что против них пара сотен бывших школьников — в это невозможно было поверить, настолько слаженно и мужественно держали курсанты переправу.

Железным колесом, сменяя танки самолетами, самолеты танками, шаг за шагом, перемалывая русскую землю грубыми шипами, враг шагал по Варшавскому шоссе к Москве.

— Пора уходить, — разглядывая в бинокль вражеские линии пехоты, сказал Старчак. — У меня и так тридцать пацанов осталось. Примем бой и тех не досчитаюсь. Да и твои курсанты не о трех головах.

Из тыла к Стрекалово подъехала полуторка со снарядами. Из полуторки выскочил начальник политотдела училища Суходолов.

— Здравия желаю, Яков Иванович, — поздоровался с Россиковым, познакомился со Старчаком. — Ну что, командиры? Что делать думаете? Там ребята у Ильинского жилы рвут, укрепления строят. Рубеж совсем недостроенный. Не успели до войны. Еще денек парням подарите?

— Может и два, Георгий Михайлович, — отвечал Россиков. — Только дорогóй это станет нам денек. Сотню уже похоронили.

— Там на Ильинском, — отвечал комиссар, ребята тоже гибнут. Район укрепляют под бомбами. Точно у немцев бомбам счета нет.

— Как у дурачка фантиков, — глядя больше на карту, эхом произнес Старчак. — Вот что, товарищи, я предлагаю. Артиллерия пусть идет перекатами, поорудийно. А мы отступим к реке Изверь. Там рубеж будет покруче, чем на Угре. Там и окопаемся, — и пальцем в карту ткнул, как точку поставил.

— Добро, — Россиков поднялся. — Курсанты, слушай мою команду!

* * *

15 километров — от Стрекалово до переправы через Изверь отступал сводный отряд, а за ним по собственной крови ползла немецкая пехота, и дымились их подбитые танки и бронемашины.

— Хоть бы одна тучка. Дождя бы, — говорили меж собой курсанты, когда хоронились от штурмовиков и истребителей. Немецкие асы не брезговали погоняться и за одним курсантом, если замечали, кого-нибудь на голой земле. Гнали и «резали» из всех стволов, как косой дождь осеннюю листву. Но нет. Ясно, безветренно. Небо чистое. И багрово-красные деревья. А на земле, под деревьями лежали, точно опавшие листья, желто-зеленые гимнастерки… не зарытые в землю, не похороненные, лишь прикрытые серыми шинелями не по росту, лежали мертвые мальчишки. Велики оказались розданные курсантам шинели.

Небо, земля — все несло смерть. Казалось на всём белом свете они одни, и на них одних брошены все силы врага. Защищая эту тонкую нить Варшавского шоссе, отступая по ней медленно и осторожно, как ступает канатоходец по натянутому канату, курсанты и думать не думали, что выше шоссе, в Детчино, насмерть стоит 312-й стрелковый полк. Стоит, защищая фланг Ильинского рубежа. Отступит полк, сдаст позиции и окружены и раздавлены будут курсанты. Но красноармейцы знали, за что они стоят насмерть. Да, за Родину, да, за Москву, но и за этих семнадцатилетних мальчишек они тоже стояли. Политруки доступно объяснили красноармейцам, чьи фланги они прикрывают. И только услышав, узнав это, сорокалетние мужики, советские солдаты, у кого сыновья по возрасту подстать этим курсантикам — стояли и держали Детчино, точно за своих родных сынов стояли.

Еще 5-го октября пустое шоссе 7-го казалось муравьиной тропой. Грузовики подвозили передовому отряду боеприпасы, еду, подкрепление, увозили раненых. Каждый рейс был как последний: с неба штурмовики, с земли пушки и минометы.

Водитель только и успел остановить машину и выпрыгнуть из кабины, когда машина полная снарядами загорелась от попадания мины. Курсанты, что собирались разгружать грузовик — откатились, как и водитель.

Лишь один человек, секретарь партбюро дивизиона, политрук Иванов, бросился не от машины, а полез в кузов.

— Комсомольцы! — надрывал он связки, — айда обратно! Снаряды нужны! Чем немца бить будем?!