Старуха стукнула палкой в землю, тяжело поднялась и потащилась в дом, шаркая валенками с галошами, в которые, несмотря на теплый летний вечер, были обуты ее ноги. Ноги тряслись, тряслась палка и опиравшаяся на нее рука. И голова тоже болталась, но не в такт всему остальному. От этого казалось, что бабка вот-вот вся развалится на куски. Напоследок она кинула на Веру такой злобный взгляд, что ту как ветром сдуло от окна.
Близилась ночь, и Веру снова охватили тоска и мучительный страх. Зачем она сюда приехала? Что станет делать, когда сознание снова затопят кошмарные видения? А они уже подступали: по углам комнаты гнездились и множились огромные черные пауки. Они еще не спускались вниз, но Вера знала, как только стемнеет, твари обязательно поползут к ней и до утра будут терзать ее тело. Она старалась не обращать внимания на пауков, сидела на колченогой, перепачканной золой табуретке за печкой и, не отрываясь, единственным зрячим глазом смотрела в угол. В углу сидела мышь.
Когда солнце наконец село, в дверь тихонько постучали. Заслышав стук, мышь шмыгнула за обои, Вера не шевельнулась. Снам не надо открывать, они все равно войдут.
— Верка, эй… — тихонько позвала Света, отворив незапертую дверь. Она вошла, крадучись, половицы тяжело заскрипели. — Вера, ты где? Ушла, что ль?
Заглянув в кухню-закуток, она увидела Веру за печкой.
— О, ну вот! — Света присела на корточки около Травниковой и подергала ее за юбку. — Ты из-за этой дурищи расстроилась? Плюнь, она ж всех ненавидит, сволочь. Надо ж выдумать: помирать приехала! Сволочь и есть. Давай выпьем.
Пауки в углах недовольно поджались и полезли за обои.
— Давай, — неожиданно кивнула Вера.
— От это дело! — обрадовалась Светка и вытащила из глубокого кармана халата бутылку водки. — Смотри, я настоящую принесла, не паленую.
— У меня нет закуски.
— Закуски! Я ж к тебе не жрать пришла. Рюмки-то есть?
Вера пожала плечами. Светка направилась к столу, покрытому пересохшей клеенкой, и стала искать рюмки в горке с посудой.
— Рюмок у тя нет. Только стаканы. Ладно, хорошо и так, было б чего.
Она вернулась в угол за печку, взяла Веру за руки и потянула ее, поднимая.
После второго же выпитого на голодный желудок глотка дешевой водки Веру развезло. Ей вспомнилось, что Светка — ее ровесница, что в детстве они вместе прыгали на сеновале и тайком от бабушки купались в речке. Да и это было неважно. Важно было то, что Светка слушала Веру, подперев щеку кулаком, охая и заливаясь пьяными, но искренними слезами.
Травникова путанно, постоянно возвращаясь и что-то разъясняя, рассказала Светке, как подло поступила с нею Вика, какие кошмары мучают ее по ночам, если нет денег на вожделенный тригербин и какие огромные пауки сидят сейчас на стенах. Светка косилась на стены и углы, но пауков там не видела. А Вера говорила и говорила, обо всем, о чем не смогла рассказать Машке Рокотовой, с чем не могла, но так хотела справиться.
— Вера! — причитала Света. — Да что ж это такое делается? Ты ж молодая такая, у тя дети-то есть?
— Нету.
— Это хорошо, — веско сказала доярка, наливая снова.
Вера выпучила глаза.
— Как — хорошо?
— Хорошо. У меня вон трои. Знаешь, как тяжко? Горе, а не жизнь.
— Да разве это горе? Дети — это радость!
— Тебе сказал кто аль сама придумала?
— Ну, не знаю…
— Не знаешь — не говори. Давай.
Света подняла стакан. Женщины чокнулись.
— Видишь, Света, вот Афутина сразу сказала, что я на голову больная. Как-то ведь она догадалась. По мне уже видно, да?
— Да! Раз говоришь, что помирать приехала. Ты не больная, ты наркоманка. У нас тута тоже такие есть, мак по огородам режут, спасу от них нет, а погонишь, так и убить могут. Тебе лечиться надо, а ты сюда приперлась. Не дура ли?
— Да не могу я лечиться! — язык у Веры уже хорошо заплетался. — Посадят меня за употребление наркотиков. Я думала, отвлекусь, отвыкну. Влюбилась. Такой мужчина… А он…
— Что?
— А у него другая! И жена еще. Понимаешь, он со мной только развлекался, а говорил, что любит!
— Они все говорят, что любят. А потом фить — и нету. Вот у меня, смотри, один водкой отравился, другого посадили…
— Света, я так переживала, что вот ослепла на один глаз!
— Да ну! От любви-то?
— От наркотиков, от тригербина.
— Нет, — авторитетно заявила Света, — это от любви. Ты его с другой увидала, Боженька тебя глаза и лишил.
— Меня-то за что? — удивилась Вера.
— За любовь! — сказала доярка и снова подняла стакан.
Глава 19
Утром следующего дня Вера проснулась, с трудом представляя себе, кто она, где она и зачем она здесь находится. От вчерашней выпивки болели и живот, и голова, и душа. И ноги тоже болели.
— Лучше бы я умер вчера, — с трудом ворочая распухшим языком, пробормотала она фразу из старого анекдота, когда увидела на тумбочке возле кровати заботливо припасенный Светкой стакан.