Подполковник медицинской службы

- Я вольнонаемная, и мне никакого интересу нет от вашей Анжелики грубости слышать. Она меня все хочет с кашей скушать, потому что я ее не устраиваю из-за принципиальности. Она думает, что я не понимаю сама, как мы должны работать для раненых. Я сама все понимаю и любую работу делаю, но кричать никому не позволю, даже если это полковник будет. И я так считаю, не знаю, конечно, как ты, Верунчик, на это посмотришь, но, по-моему, чем человек культурнее, тем он вежливее. Вот, например, Александр Маркович...

- Ну и что же, и очень даже кричит наш Александр Маркович, - ответила Вера.- Еще слово забудет, какое ему надо, и кричит: "Дайте это". А я откуда знаю, какое "это". В прошлом году, когда я на дежурство опоздала, а потом стерилизатор перевернула, так он мне кричал, что под трибунал подведет и что он не обязан работать с шизофреничками. Думаешь, весело? А по-моему, так ничего особенного. Конечно, некоторые не от сердца кричат, так это обидно, а когда человек по работе кричит, так это даже не он, а его сердце закипело, вот он и закричал.

- Что же, у Анжелики тоже сердце кипит, да? - спросила Лора. - Ничего у нее не кипит, просто вредность такая, чтобы другому человеку неприятность сделать...

Она оглянулась и замолчала на полуслове: Анжелика сидела и плакала. Толстые плечи ее дрожали, лицо она закрыла ладонями.

Вера рассердилась.

- Ну, и что хорошего? - спросила она шепотом. - Довела человека, теперь можешь радоваться. Тактичности не хватает у тебя, Лора, вот что. Пилит... потому что за дело. Нас не пили, так весь госпиталь взорвется, что ты не понимаешь?

- Так ведь я... - начала было Лора.

- Я, я, я... последняя буква в алфавите. Я! Вот разволновала человека до того, что он плачет. Теперь как она будет переживать! А у нее ожирение сердца, ей это вредно.

Минут через двадцать Лора с красными пятнами на щеках догнала Анжелику возле бельевой и быстро ей сказала:

- Простите меня, пожалуйста, Анжелика Августовна, за мое хамство. У меня характер очень плохой. Меня мамаша в свое время даже скалкой колотила за грубости, да, видать, не доколотила до добра. Извините, что я про пилу говорила и что вы слишком принципиальная, а я вольнонаемная...

На добрых глазах Лоры выступили слезы, верхняя губа ее задрожала, голос сорвался, и она, всхлипнув, припала к плечу Анжелики. А Анжелика гладила ее по спине и говорила:

- Ничего, девочка, все бывает. Сейчас война, и много нервных.

Когда он проснулся, язва уже нисколько не болела и хотелось чаю, а настроение было хорошее и приподнятое, как будто он качался на качелях и гикал при этом, как бывало когда-то давно, еще в студенческие годы.

Сосед по палате - старший лейтенант со съедобной фамилией Ватрушкин пришел из коридора и сказал с грустью в голосе:

- Везде свои несчастья. Возле лестницы Анжелика вашу санитарку Лору утешает. Та - разливается, плачет. Убили, наверное, кого-нибудь из близких.

- Никого не убили, - сказал Левин. - Вы этих девушек не знаете. У меня от них иногда вот так распухает голова. Ссорятся - плачут, мирятся плачут, очень легко сойти с ума.

Попив чаю, он спустил ноги с койки, прислушался, не болит ли, и, убедившись, что не болит, надел халат. Ватрушкин с любопытством на него смотрел.

- Сейчас мы вас посмотрим, - сказал Александр Маркович, - сейчас мы вас посмотрим и убедимся кое в чем. Мы вас не смотрели сегодня утром, а вас следует смотреть каждый день.

Улыбаясь, он прошел в другой конец палаты и сел на койку к Ватрушкину. Посмотрел ему язык и сказал: "хорошо", потрогал живот и тоже сказал: "хорошо", согнул ему раненую ногу в колене и сказал: "прекрасно". Потом заключил:

- Ну, Ватрушкин! Мы поправляемся! Мы поедем к маме с папой на месяц, а потом вернемся в строй. Идет, старина? Или, может быть, мы уже женаты?

- Женаты, - вдруг покраснев, сказал Ватрушкин.

- А на ком мы женаты?

- На Вале, - ответил Ватрушкин, - то есть вернее будет сказать - на Валентине Семеновне.

- Замечательно. Красивая девушка?

- Вопрос! - весь заливаясь краской, ответил Ватрушкин.- Но дело не в красоте, товарищ подполковник. Она у меня инженер. Кое-что работает для нашего вооружения. На особо секретной должности.

- К ней поедете?

- К ней, - сказал Ватрушкин. - Теперь можно съездить. Четыре правительственных награды - шесть самолетов личных и один групповой. Но, если по правде, так он тоже на моем личном счету должен быть, это я сам тогда не разобрался и сказал, чтобы за Никишиным записали. Вы Никишина знаете?

И он стал рассказывать про Никишина, а Александр Маркович смотрел на него и думал о том, что этот Ватрушкин может быть записан на его личный, левинский, счет, и веселое чувство победителя наполнило все его существо. От этого нахлынувшего на него чувства он даже зажмурился, а потом широко открыл глаза и увидел перед собой юное лицо с вздернутым носом, со сбившимися от подушки льняными волосами и с таким чистым и серьезным взглядом, что Левину опять захотелось зажмуриться.