Подполковник никому не напишет (СИ)

Рядом с Оксаной тихо дышал в подушку Сашка, досматривающий свои последние сны. Где-то недалеко, едва слышно шуршал занавесками лёгкий ветерок, приносивший прохладу с ночного Реута. Оксана, зевнув, зябко съёжилась, плотнее прижимаясь к горячему телу мужа, который мерно и смешно посапывал носом, щекоча своим дыханием её голое плечо. Спать совсем не хотелось - сонная, обволакивающая тело истома постепенно испарялась, уступая место бодрящей утренней свежести. Оксана, зевнув, змейкой выскользнула из-под одеяла и осторожно, стараясь не разбудить мужа, встала с кровати, которая тут же предательски скрипнула продавленной сеткой. Сашка заворочался, но не проснулся. Чмокнув мужа в коротко остриженную макушку, Оксана зашлёпала босыми ногами по вымытому вчера полу во двор.

А на дворе затихали последние неслышные ночные звуки. Плеснув в лицо несколько пригоршней холодной воды из рукомойника, прикрученного колючей проволокой к старой высохшей яблоне, Оксана потянулась, зажмурившись, как сытая кошка. День обещал быть солнечным - на тёмном небе не было ни одного облачка. Прозрачная темно-синяя даль над её головой казалась бесконечной. Небо своим выгнутым куполом нависало над вершинами гигантских тополей, щедро сыпавших в аэродромную траву белые нити пуха. А вокруг тополей, в саду возле дома, что-то шептала ветром полная тишина, казавшаяся сейчас непоколебимой, словно в целом мире не существовало силы способной нарушить такой покой.

В этой тишине доживала свои последние мгновения тёплая июньская ночь. Пока Она всё ещё плыла серо-голубой акварелью, которую уже начал размывать неясный и оттого нечёткий свет.

Оксана посмотрела оценивающе на тёмное небо, и погружая босые подошвы в тёплую пыль пошла к калитке, по пути сорвав горсть сладких черешен-скороспелок, которые переспев уже начинали осыпаться на землю. Этим летом "белогорон" в крохотном саде у её хатки-мазанки было видимо-невидимо. В мае весь двор ласковой метелью засыпали нежные бело-розовые лепестки цветов черешни, а в горячем воздухе неистово жужжа, носились, как истребители, неутомимые пчёлы и шмели. Именно тогда, в цветущем садами мае, Оксана впервые попала в Торжеуцы, когда авиаполк её мужа, лейтенанта Александра Журавлёва, по причинам неведомым никому кроме Бога и Генерального штаба, перебросили из заснеженного Омска в Бессарабию. И Оксана сразу же, с первого своего взгляда влюбилась в этот солнечный радужный край. Сразу и без памяти - почти, так же как и в рослого красавца в синей курсантской форме, легко крутившего "солнце" на турнике и лучше всех танцевавшего вальс в Омском доме офицеров.

Незаметно Оксана улыбнулась - этот самый красавец, сейчас безмятежно спал, уткнувшись носом в подушку. Она опять незаметно для себя улыбнулась ещё раз - так ей было хорошо.

За низкой изгородью, бриллиантовыми бусинками росы, дышала синевой зелёная трава взлётного поля, разукрашенная жёлтыми пятнами одуванчиков. Укрытый двумя рядами колючей проволоки, затянутый зелёными маскировочными сетями Торжеуцкий аэродром мирно спал. Большой прожектор на крыше поста воздушного наблюдения был погашен и сейчас, в светло-сером мраке, тускло мерцали только одинокие фонари над дощатым контрольно-пропускном пунктом, где с нетерпением ожидал разводящего караул, уставший за ночь от вынужденного безделья.

Чтобы не трескались пятки, как и учила бабушка, Оксана прошла босиком по прохладной, влажной от росы траве аэродрома. Осторожно ступая, чтобы не уколоться о стебли сухой травы она тенью прокралась вдоль хилого заборчика отгородившего сад от взлётного поля. Мысль что если сейчас часовые в утренних сумерках углядят её силуэт и поднимут тревогу, заставила её улыбнуться.

Оксана собрала с ладони последние черешни и пошла к дому. Где-то там, далеко, за её спиной, преодолев границы горизонта, но всё ещё скрытый вершинами гигантских тополей, по-пластунски скрытно подбирался рассвет, опиравшийся своими раскаленными ладонями на крыши наспех выстроенных казарм и ребристые сферы ангаров.

День обещал быть солнечным.