Подполковник никому не напишет (СИ)

Грохнул выстрел, и пуля стегнула свинцом тишину на привокзальной площади. Женщины пугливо отпрянули в стороны. Теперь не стесняясь, рыдали все. Все кроме Оксаны, которая удивлённо открыла глаза на звук выстрела. Она стояла целая и невредимая, а ефрейтор Дихтярёв протяжно ойкнул, и споткнувшись, завалился набок. Его жёлтый ватник порыжел на груди кроваво-красным пятном аккуратно прожжённым пулей по центру. Сиренко, вцепившийся в Сашку, ослабил хватку.

-- Мать-перемать, что ж ты дурак наделал?- дохнул в Сашкино лицо перегаром Громаченко. - Пацан, что ж ты наделал? Тебе ведь теперь дураку из-за бляди трибунал.

Капитан-танкист отпустил Сашкину руку и нагнулся над телом незадачливого конвоира.

-- Наповал, - покачал головой Сиренко, растерянный оттого, что не смог уберечь своего четвёртого командира. Лицо ефрейтора Дихтярёва сразу неестественным образом осунулось, кожа приобрела бледный синюшный оттенок.

-- Рикошет, - мрачно заключил капитан-танкист. - От асфальта рикошет и в сердце. Не повезло тебе подполковник.

Сашка, не веря своим глазам, смотрел на маленькую выщерблинку, которую оставила пуля в серой плоскости асфальта. Царапину, которая направила злополучный свинец в грудь лобастому ефрейтору. Рядом с выщерблинкой лежал его пистолет с расколовшимся плексигласом на рукояти, ещё хранившей тепло Сашкиной руки.

-- Дурак, ох дурак, - продолжал по-бабьи причитать Громаченко. - Что ж ты долболом наделал? Это ж пятно на всю дивизию.

Рвотная судорога согнула Сашку, когда он нагнулся за пистолетом. Сейчас оружие легло в ладонь чужим, инородным куском железа, предавшим своего хозяина. Капитан-танкист отпустил кисть мёртвого Дихтярёва и, обернувшись, зачем-то посмотрел в сторону парка - туда, где между чугунных скамеек из холмика свежевырытой земли торчала плита от батальонного миномёта.

-- Как же это так? - спросил танкист, закрывая остекленевшие глаза Дихтярёва. - Что же это мы делаем?

Решение пришло мгновенно - набрав воздуху в грудь, будто собираясь нырнуть, Сашка рывком поднял руку и ткнул ствол ТТ в выбритый висок. Сиренко, охнув, рванул Сашку за руку, но уже не успел ничего сделать - второй выстрел разорвал неподвижную тишину. Гулкое эхо пронеслось над площадью и скрылось за обезображенным фасадом городского вокзала.

Вспышка выстрела исказила Сашкино лицо, забрызгав кровью прорезиненную ткань немецкой плащ-палатки на плечах Оксаны. Пистолет с металлическим лязгом, разбивая в крошки плексиглас на рукояти, упал в стекло от разбитого хрусталя. Танкист инстинктивно отбросил его носком сапога далеко в сторону.

-- Саша! - вскрикнула Оксана, растерянно глядя в искажённое от боли лицо мужа, превратившееся в кровавую маску. Свинец, войдя чуть ниже правой скулы, раздробил челюсть и вышел из-под подбородка, чиркнув по золоту медалей, погасивших убойную силу пули. Сашка, запрокинув голову, согнулся и, подломившись, повалился рядом с убитым Дихтярёвым.

-- Мамо моя, шо ж вин наробыв? - тоненько сказала русоволосая хохлушка. Она смотрела на раненого подполковника непонимающими глазами, полными слёз.

Отпихнув в сторону схватившегося за сердце Громаченко, капитан-танкист бросился к Сашке, который, корчась от боли, скрёб пальцами серый асфальт.

-- Пакеты индивидуальные тащи, чего встал! - заорал танкист обескураженному Сиренко, соляным изваянием, застывший возле своего командира. Сиренко кивнул, и гулко топая подошвами сапог, потрусил рысцой к штабному "виллису", от которого бежали солдаты. Танкист накрыл грязной, изъеденной мазутом, ладонью кровавую дырку в скуле Сашки и рванул воротник кителя, обрывая крючки-застёжки под белой тканью подворотничка. Ладонь танкиста сразу стала алой от запястья до чёрных давно нестриженных ногтей.

-- Терпи подполковник, - сосредоточенно прошептал танкист. - Бог терпел и нам велел.

Сашка, захрипев, широко открыл глаза, которыми почти ничего не видел. Танкист склонился над ним мутным неразличимым видением, почти призраком. Сейчас ему казалось, он видит за спиной капитана изумлённого Дихтярёва, натягивающего на выпуклый лоб свой малахай. Значит живой, - подумалось Сашке, и он попытался улыбнуться. Но ничего не получилось, лицо будто облепленное чем то тяжёлым отказывалось повиноваться. А потом стало больно, очень больно.

От боли, которая как кислота разъедала его лицо, Сашка вцепился в рукав грязного комбинезона танкиста, будто пытаясь убедиться, что перед ним не призрак. Его незрячие от большой и мгновенной кровопотери глаза выхватили из размытых красным видений лицо Оксаны - она кричала, но Сашка услышал лишь слабый отзвук её крика. А потом от боли стало некуда деться, и он прикрыл веки внутрь себя, теряя сознание от шока.

Последнее, что он увидел - над ним в синем бесконечном небе, которое устало от смерти, плыли лёгкие белоснежные облака.

И солнце, чьё золотое сияние не могла поколебать ничья боль.

"...Не вода это матушка,

Кровь.

Она крутит у них

Жернова..."

Халим "Песня"

3