Подполковник никому не напишет (СИ)

-- Если ты сейчас откажешься от перевода в Нацвейлер, - сказал эсэсовец. - То завтра окажешься на операционном столе доктора Герты Оберхейзер. Она самый талантливый хирург, которого я когда-либо видел. Тебя привяжут ремнями к металлическому операционному столу и сделают глубокий надрез в верхней части бедра. Надрез будет очень глубоким, почти до самой кости. В рану вложат марлю, пропитанную гноем, металлические опилки, грязь и осколки стекла.

Врач-прибалтиец неловко ссутулил плечи, горячечно вздрагивая от воплей шарфюрера Хорсманн. Он говорил механически, почти не задумываясь, будто повторял давным-давно выученный урок.

-- После рану зашьют, остановив кровотечение. Нагноение начнётся почти немедленно, и ты будешь медленно и очень мучительно умирать. Очень мучительно и очень долго, потому что профессор Гебхард будет время от времени делать тебе инъекции Hemer-четыре или обычных сульфаниламидных препаратов, чтобы выяснить их эффективность. Это лишь продляет агонию. Поверь мне - это очень страшно. Я не один раз видел это - подопытные доктора Оберхейзер обычно от боли ломают силой прикуса зубы.

Он, закрыв глаза, покачал головой, будто его слова бесследно ушли в пустоту.

-- Они умоляют добить их,- протянул прибалтиец почти нараспев своим странным акцентом. - Некоторые начинают грызть свои губы, так что остаётся лишь большая кровавая дыра до щёк.

Оксана пошатнулась на своих ногах, неожиданно ставших ватными. Холодок ужаса внутри неё едва не превратился в крик. Надрез в верхней части бедра? Пропитанная гноем марля? О чём говорит этот человек?

-- Это ведь неправда, - вырвалось у Оксаны.

-- Ты красивая девушка, - сказал прибалтиец. - Завтра ты можешь попасть к доктору Розенталю. Он всегда выбирает себе самых красивых девушек. С помощью домкрата для грузовиков тебе сломают ногу в колене и наложат гипсовую повязку. Гипс наложат со смещением. Через три дня повязку снимут, чтобы выяснить, как идёт процесс сращивания кости. Вместе с гипсом тебе удалят хирургическим способом живое тело вокруг коленного сустава, и в лучшем случае ты умрёшь от болевого шока.

Прибалтиец вздохнул.

-- Тебе лучше согласиться на Фройленблок, - сказал эсэсовец, с упрёком посмотрев на неё.

Оксана застыла в оцепенении, тупо глядя в уставшее, изломанное отвратительной гримасой, лицо прибалтийца-эсэсовца. Морщинки вокруг глаз врача десятого блока собрались в жёсткие складки. Невероятно длинные, жёлтые от табака, пальцы прибалтийца, суетливо теребили лацканы его форменной защитной куртки со значком СС в зелёной петлице.

-- Я ассистировал на этих операциях, - зачем-то тихо пожаловался прибалтиец. - И мне с этим жить.

Для Оксаны, никогда не стоявшей перед ночной диллемой десятого блока - Фройленблок или "нах Газовня", мир ужасный, но тем не менее, всё окружающий её - раскололся на множество острых, как лезвие бритвы осколков. Эти осколки сейчас больно ранили её, ранили её смертельно. Весь этот ужас? - конечно, нет.... Фройленблок, жизнь, спасение. Конечно же, она согласится. Оксана ясно представила немца, обычного эсэсовца, сутками напролёт дежурившего за пулемётом на охранной вышке у своих раздвинутых ног. Пальцы на её груди. Пальцы с коротко остриженными ногтями, воняющие эрзац-одеколоном и оружейным маслом. Липкое, горячее движение внутри неё и искажённое судорогой удовольствия лицо, которое будет возвышаться над ней - покорной и готовой на всё девушкой из бордельного блока....

-- Что благородней? - сказал врач-прибалтиец. - Духом покоряться, мечам и стрелам яростной судьбы, или поднявшись в смуте на дыбы убить их. Умереть, уснуть.... Уснуть и видеть сны, быть может?

Оксана с ужасом посмотрела на прибалтийца.

-- Что? Что это значит?

-- Ты не знаешь? Ох, эта Азия...

-- Какая Азия? - опять не поняла Оксана.

-- Неважно,- сказал прибалтиец. - Всё это совершенно неважно.

-- Можно взять сигарету? - набравшись смелости, попросила дрожащим голосом Оксана.

-- Да, пожалуйста.

Прибалтиец протянул ей пачку сигарет с выразительной картинкой - чёрно-зелёный солдат со свирепым выражением лица бросал в неприятельский окоп гранату на длинной ручке. Сухо кашлянув, Оксана прикурила от огонька спички. В этом было что-то ненастоящее, ведь все эсэсы курили пайковые "Блау номер пять", а этот сухощавый прибалтиец солдатские эрзац-сигареты.

-- Это правда? - Оксана снова, как и было положено в десятом блоке, опустила свой взгляд на сырой бетонный пол. Она сейчас во всём подозревала скрытый подвох.

Прибалтиец молча кивнул. Большего не требовалось.

-- Зачем вы это делаете? - спросила Оксана, затянувшись горьким табачным дымом и невероятным усилием воли удержав этот дым внутри себя, - курила она в первый раз.

-- Я литовский "фольксдойч",- опять грустно улыбнулся эсэсовец, и морщинки вокруг его светлых глаз стали похожи на развёрнутый веер. - А это значит, что я ревностный католик. И моя вера не позволяет мне сидеть, сложа руки. Я должен что-то сделать. Кого-нибудь спасти - хотя бы тебя.

Прибалтиец достал из нагрудного кармана своей полувоенной куртки клетчатый платок и быстро вытер лицо.