Не обнаружив ничего занимательного для себя, я спустился в подвал. Щелкнул выключателем на стене. Тусклый свет залил просторное помещение, набитое коробками. Подошёл, пооткрывал несколько — наркота. Много. На несколько миллионов рублей. Сколько же человек пичкает свою кровь этой дрянью? Сколько смертей на совести Глинского? На моей совести их явно не меньше, но не припомню, чтобы травил невинных детей. Девчонки, которые сейчас спят сном забвения наверху — ещё дети в моих глазах.
Стал открывать одну коробку за другой: наркотики оказались во всех, кроме последней — в ней лежала гора золотых монет и драгоценности. Я стал внимательнее разглядывать последние. Некоторые из них оказались не просто красивыми безделушками, а определённо принадлежащими знатным домам, потому что на украшениях были изображения каких-то гербов. Любопытно, очень любопытно.
Если у Глинского среди горы наркоты лежат драгоценности аристократов — в этом точно кроется какая-то тайна. Сомневаюсь, что знатные господа просто так подарили Ефиму свои фамильные драгоценности. Неужели были его клиентами? Если так, то как же они докатились до такого? Или же просто имели долг перед Глинским? Вполне возможно, что тот шантажировал их. Грязное бельё есть у всякого, если Глинский порылся в чьём-то и нашёл серьёзный компромат, вполне мог угрозами вымогать драгоценности.
Так, ладно, разберусь с этим позже, пока есть проблемы более важные.
Вернувшись наверх, я увидел, что Глинский испустил последний мучительный вздох.
— Оставьте труп здесь. Спускайтесь в подвал, вытащите оттуда коробку с золотом и драгоценностями, загрузите в мою машину. Наркоту в подвале уничтожить — всю. — Отдал я приказания нескольким боевикам, после чего обратился к другим. — А вы выносите из дома всех его прекрасных обитательниц, кроме жены и дочки Глинского, и в грузовик их.
— Спящих? — уточнил один из парней.
— Однозначно дожидаться их пробуждения мы не станем, — мрачно пошутил я.
Мои команды были выполнены в лучшем виде и без промедления. Когда наркота в подвале была уничтожена, а спящие дамы оказались в грузовике, мы покинули дом, который недавно был обителем всякой мерзости.
Полагаю, я сделал хорошее дело, дав возможность жене и дочери Глинского начать жизнь с чистого листа — без развратного наркоторговца она у них однозначно станет счастливее.
Все девушки, которых Ефим силой держал у себя, были благополучно возвращены в родительские дома: оставлены на пороге буквально. Я, конечно, своим лицом нигде не светил, чтобы случайно не быть увиденным кем-то. Один из моих парней относил девушек на руках к их домам. Надеюсь, мерзавец не успел слишком сильно травмировать их, и девушки восстановят душевное здоровье.
Завершив дела и приехав домой, я отправился в кабинет отца — докладывать об успешно выполненном задании.
— Здравствуй, отец.
Князь сидел за своим столом и что-то читал. Я сел напротив него.
— Чем порадуешь меня, Андрей? — Он поднял взгляд на меня.
— Ефим Глинский мёртв. Умер в муках, если это важно.
— Совершенно не важно. Факт его смерти — единственное, что меня интересует. И запомни, сын… — Князь взглянул на меня сурово: — Мы не садисты и не убиваем ради собственного наслаждения.
— Да, отец. Я освободил наложниц Глинского. Развезли их по домам. Среди них затесалась парочка знатных девиц. — Хм… это любопытно, — задумчиво ответил он, устремляя взгляд куда-то мимо меня. — Что ещё?
— Я слегка обогатил наш дом. Ну, как слегка… золота в подвале Глинского была целая гора. И она теперь принадлежит нашей семье.
Князь поморщился, будто услышал что-то гадкое.
— Это ты погорячился. Наш род грабежами не занимается, достаточно было казнить ублюдка.
— Но это не грабёж, отец, — возразил я. — Ты же сам сказал, что будем воевать с Глинскими. А любая война должна приносить трофеи, иначе какой от неё толк?
— Поступай, как знаешь, — он махнул рукой. — Ты теперь главный после меня. Ты — мой наследник. Вместо своего брата… — Голос князя едва заметно дрогнул. Видно было, что потеря старшего сына переживается им тяжелее всего. — Сколько наших полегло?
— Четверо.
— Проследи, чтобы их похоронили по-человечески.
— Конечно. Я могу идти, отец?
Князь не успел ответить: в кабинет ворвалась Анна. Сестра запыхалась, и пряди волос слегка выбились из её прически.
— Надо стучаться, а не врываться вот так ураганом, — недовольно заметил Андрей Николаевич.
— Нам нужно срочно поговорить, отец, — сказала Анна, игнорируя его замечание: видно было, что она сильно обеспокоена чем-то. — Я прошу тебя одобрить наш брак с Сальваторе.
— Ты в своём уме? Твои братья мертвы, у нашей семьи траур. Ни о какой свадьбе не может и речи идти как минимум в ближайший год.
— Но мы не можем ждать целый год! И пары месяцев не можем ждать, — умоляюще произнесла Анна.
— Что случилось? — вмешался я, подозревая неладное.
— Я беременна… — Девушка опустила голову, ожидая, видимо, как на неё обрушится гнев отца.
Минуту висела тишина, но в ней таилась такая угроза, что Анна, полагаю, предпочла бы крики и ругань.