Подпольная кличка - Михаил

«…Вы задаете мне вопрос о мотивах объявления школы новой фракцией, я считаю долгом еще раз объяснить Вам свой взгляд. «Фракционная подкладка школы чистейшая фикция», пишете Вы. «Гегемония над школой немыслима, ибо большинство Совета, это — мы».

Я утверждаю, что это — явный самообман с вашей стороны. Совсем не в том дело, чтобы Вас обвиняли в «непосредственном фракционерстве»; совсем не в том дело, у кого большинство в Совете. Дело в том, что школа устроена 1) по почину новой фракции;

2) исключительно на средства новой фракции;

3) в таком месте, где есть только лекторы новой фракции; 4) в таком месте, где не могут быть, за самыми редкими исключениями, лекторы других фракций…[3]

…Повторяю: действительный характер и направление школы определяется не добрыми пожеланиями местных организаций, не решениями «Совета» учащихся, не «программами» и т. п., а составом лекторов. И, если состав лекторов всецело определяется и определился кругом членов новой фракции, то отрицать фракционный характер школы — прямо смешно» 2.

В октябре до Капри дошел номер «Пролетария» со статьей Ленина, в которой резко критиковался отзовизм Богданова и его сторонников. Михаилу рассказали, что Богданов рассердился и прочитал слушателям школы свою ответную статью, которая предлагается как основа для новой программы. Говорили даже о «своем органе».

Когда после перерыва Михаил вник в дела школы, понял: Ленин оказался прав — школа превращалась во фракцию…

На первом же собрании Вилонов выступил с докладом.

— Я боролся за школу, считая, что она принесет пользу партии. Теперь положение изменилось… Часть товарищей, с которыми я работал, перешла в наступление против большевистской фракции «Пролетария», т. е. объективно встала на путь организации новой фракции…

Вступив на путь раскола, мы наносим школе непоправимый удар. При таком развертывании событий я, взявший на себя часть ответственности перед организациями, должен, неминуемо должен, повернуться спиной к тем, кто хочет сделать школу орудием особой политики, своих особых взглядов.

Выступление Михаила вызвало целую бурю среди лекторов. Богданов и Алексинский обвинили его в измене. Но Вилонов твердо стоял на своем. После трехдневных дебатов Михаила и пять учеников исключили из школы.

Горький в драку не вмешивался. Последние два года он искренне старался примирить ленинцев и богдановцев, но безуспешно — раскол углублялся. На предложение Алексея Максимовича «забыть разногласия и примириться» Ленин отвечал вполне определенно:

«…Раз человек партии пришел к убеждению в сугубой неправильности и вреде известной проповеди, то он обязан выступить против нее…

Какое же тут «примирение» может быть, милый А. М.?»[4]

И все-таки Горький надеялся, хотя и обиделся на Ленина за непримиримость, переписка между ними прекратилась. А тут еще Вилонов подлил масла в огонь… Поэтому и рассердился на него Алексей Максимыч и простился перед отъездом довольно холодно.