Подпольная кличка - Михаил

И. Шакинко Подпольная кличка — Михаил

Н. Вилонов. 1906 год, г. Уфа

Глава первая

День жандармского ротмистра графа Подгоричани начался как обычно — с просмотра донесений агентов. Привычно придвинув к себе папку с бумагами, раскрыл ее и удовлетворенно усмехнулся — среди донесений лежали прокламации. Бегло просмотрел одну из них — явно заграничное издание. Зато листовку «Ко всем уральским рабочим!» он внимательно прочитал и Даже подчеркнул цветным карандашом подпись: «Уральский комитет РСДРП, г. Екатеринбург». Еще раз осмотрел листок: превосходный типографский оттиск. Подгоричани даже понюхал его — и суток не прошло, как из станка.

Подгоричани поднялся с кресла, прошелся по кабинету. Остановился у окна, за которым металась январская метель, прислушался к дерзким ударам ветра.

Наконец-то! Он ждал этого несколько месяцев. В прошлом, 1904 году, когда он прибыл в Екатеринбург, жандармское управление проводило большую операцию. Графу не пришлось в ней участвовать. А жаль. Эсдекам устроили тогда Варфоломеевскую ночь. Они и не догадывались, что на их конференции в Нижнем Тагиле заседал агент охранки. Сразу брать не стали. Зато каждый делегат увел филеров… Больше двух месяцев шла слежка. И вот в одну сентябрьскую ночь взяли эсдеков по всему Уралу: в Перми, Екатеринбурге, Уфе, Нижнем Тагиле, Миассе… Кое-кто сделал неплохую карьеру.

Почти три месяца в Екатеринбурге было тихо. Граф даже встревожился… Но, слава богу, ожили… И типографию завели отменную…

Обнаружить тайную типографию — мечта каждого синего мундира — от унтер-офицера до седого генерала. Мешок избитого шрифта ценится на вес золота. «Ликвидация с. типографией» — это повышение в чине, новый орден… Но отыскать ее не так-то просто. Эти примитивные станки дорого обходятся революционерам, потому и берегут их пуще глаза. Но он, граф Подгоричани, найдет, должен найти. Засиделся уже в ротмистрах…

И опять пришло старое, исчезнувшее было сомнение: не сделал ли он ошибки, перейдя из строя в жандармы — все мужчины его старинного рода были военными. И сам он с детства готовился к военной карьере — почетной, красивой, полной благородства и подвигов. Кадетский корпус, юнкерское училище, служба в одном из полков Кубанского войска. В 1893 году поехал в Петербург — поступать в Военно-юридическую академию. Экзамены он сдал, но по конкурсу не прошел. Заметался граф: уж очень ему не хотелось возвращаться в свой полк, стоявший в маленьком и скучном южном городишке. Случилось, что в то время корпус жандармов набирал армейских офицеров. Стали соблазнять туда графа. И жалованье там больше. И возможности для карьеры сказочные: только у жандармов под началом расторопного поручика мог быть старый служака-генерал. Поколебался граф… и пошел в жандармы.

Поначалу было как-то не по себе. А потом ничего, привык. И пошла его служба без особых сомнений и противоречий. Ненужные чувства постепенно атрофировались, образ мыслей ограничился определенным кругом, вырваться за который он не только не пытался, но уже и не хотел.

Жить стало легче.

Работал граф усердно, хотя назначение после курсов получил не из лучших — в далекую Тобольскую губернию. А когда его перевели в Екатеринбург помощником начальника Пермского жандармского управления по Екатеринбургскому уезду, воспринял это как начало нового взлета.

Граф всегда представлял свою жизнь как служение. Только раньше у него был еще священный трепет перед самодержавной властью. Как-то юным кадетом ему посчастливилось быть при высочайшем выходе в Зимнем. Его потрясли тогда пышность и величие всего, что окружало русского императора: дворец с великолепными залами, тянувшимися непрерывной анфиладой, лепные потолки, резные двери, роскошные сверкающие люстры, цветная мозаика паркетов, картины лучших художников мира… Все было непререкаемым доказательством незыблемости царской власти. При появлении царя он вместе со всеми замер, затаил дыхание и склонился в глубоком поклоне…

Теперь у него осталось только деловое уважение к власти — от нее зависит его карьера и благополучие. Став жандармом, он почему-то чаще всего вспоминал такую деталь: когда кто-то из гостей, ожидавших высочайшего приема, рассматривал какую-нибудь безделушку и сдвигал ее, комнатный лакей незаметно и бесшумно тотчас же водворял ее на старое место…

Подгоричани придвинул к себе почту. Телеграммы от губернатора и департамента полиции. И все с грифом: «Весьма спешно, совершенно секретно, Удвоить внимание и наблюдение».

Ветер ударил в окно с такой силой, что портрет императора, висевший на стене, покачнулся. Новый год начался с метелей. Утрами, когда Подгоричани шел из дома на службу, он не узнавал знакомой дороги…