Я приказал Оськину встать в строй, произвел расчет караула. И первые четыре счастливца, вскинув на руке деревянные автоматы, застыли в торжественном молчании у памятника.
Вскоре мимо памятника потянулись рабочие на завод. Они замедляли шаг и дивились, что за часовые выставлены в карауле. Я представлял себе, как убеленные сединами ветераны сразу вспоминали, какой сегодня день. И уже с надеждой глядели они на этих мальчишек и девчонок, безмолвно стоящих в почетном карауле, как на свою смену, как на будущий надежный щит Родины. А эти белобрысые или рыжие и чернявые бесенята, еще вчера выводившие из равновесия учителей своими причудами, что думали они, в трепетном волнении, боясь шелохнуться, стоя у подножия народной святыни?
А Оськин? Я смотрел на него. Скоро подойдет его очередь заступить в караул. О чем он сейчас думает? Может, вспоминает своего деда-артиллериста, не вернувшегося с войны. Деда, которого он ни разу не видел и знает только по хранящейся в домашнем альбоме фотографии. А может быть, он поступит сейчас так же, как не раз поступал на уроках — пробурчит: «Мне скучно» — и уйдет. Уйдет? Ан нет! Оськин знает, что можно, а что нельзя делать. Сейчас он на виду у всего района, как посланец нового поколения. Он уже не может поступить по своему личному усмотрению. Он как бы принимает эстафету от тех, кто погиб в бою, и на его лицо уже ложится первая забота за судьбу Родины. О как он подтянулся, как плотно сжаты его всегда подвижные губы!
Ласковое утреннее солнце все выше и выше взбиралось по небосклону, наполняя теплом серый мрамор обелиска, согревая ребячьи спины, а наш необычный караул все стоял, и редким уже прохожим могло показаться, что четверо застывших в торжественном молчании молодых бойцов бессменно несут свою почетную вахту. И очень немногие видели, что через каждые полчаса по точно рассчитанному графику я приводил из глубины парка очередную смену, и мальчишки, чеканя шаг, подходили, чтобы заступить на пост вместо своих товарищей. И тогда неискушенные наблюдатели дивились, откуда у ребят эта четкость и размеренность движений, эта точность в выполнении воинских ритуалов. Никто из взрослых не знал, что, прежде чем заступить в караул, мы месяц тренировались в Серебряном бору, урывая для этого немногие свободные от занятий часы. А потом, когда тренировки подошли к концу, группа специально избранных командиров ездила на Красную площадь и полдня наблюдала, как сменяются часовые у Мавзолея В. И. Ленина. Вот почему и безукоризненная выправка, и четкая размеренность движений не были для ребят неожиданностью. Все отрабатывалось и изучалось заранее.
Наш штаб был уверен в каждом назначенном в караул. Меня смущали лишь Оськин и Шурупик, и я прикидывал, сумеют ли они заменить уже прошедших тренировку ребят. Чтобы проверить их к заступлению на пост, я отвел обоих в сторонку и предложил пройтись строевым шагом. Признаться, я очень опасался, не выкинет ли при этом Оськин какой-нибудь свой очередной номер. Но все обошлось благополучно. Более того, Оськин так усердно тянул ногу и держал равнение, что я сразу успокоился и уже со следующей сменой разрешил новичкам заступить на пост.
Толпа вокруг памятника все нарастала. Слышались возгласы одобрения:
— Молодцы ребята! Помнят о павших. Чтят героев.
Никому из нас не хотелось в этот момент уходить домой. Но наше время истекло. Я построил ребят, и колонна зашагала по улице. По дороге распустил отряд, приказав:
— Позавтракать и быстренько в школу!
В тот день мне поручили рисовать плакаты для школьного пионерского лагеря. Я зашел в учительскую за красками. Директор был занят, и я решил подождать в сторонке.
Инспектор районного отдела народного образования хвалил директора за хорошую инициативу, за умение приобщить школьников к пониманию совершенного их отцами подвига. Я прислушался.
— Очень удачно найдена форма военно-патриотического воспитания, — говорил инспектор. — Признаться, даже немного обидно, что мы, прошедшие войну, сами до этого не додумались. Мне уже звонили с завода. Рабочие одобряют ваше начинание.
Директор поддакивал и делал вид, что полностью осведомлен о том, о чем говорит инспектор. Но разговор продолжался, и стало уже неудобно просто кивать головой, и тогда директор спросил:
— А о чем все-таки речь?
— Как о чем? О вашем начинании. О карауле у памятника героям.
— О каком карауле?
Тут уж удивился инспектор районо:
— Да вы что, не знаете, что происходит в вашей школе? Мы выясняли, ребята ваши.
Инспектор сидел в полном недоумении. И тут взгляд его упал на меня.
— Странно, — прошептал он.
Я поспешил выйти. Инспектор шагнул вслед за мной.
— Мальчик, погоди, — произнес он. — Это я с тобой сегодня разговаривал у братской могилы?
— Со мной, — подтвердил я.
— А что вы там делали?
— Стояли в карауле в честь героев, павших в боях за нашу советскую Родину.
— Значит, все-таки стояли? — обрадовался инспектор. — В карауле?
— Стояли. В карауле. Сменялись через каждые полчаса.
— Так что же мне тут голову морочат? — вскипел инспектор. — Кто вас послал?
— Никто!