Но это те же самые нервы, с которыми он сюда вошел, в этот павильон, переполненный чужими людьми. И вот он стоит в центре площадки, сильно поглупевший, сконцентрированный только на одной мысли: я должен сыграть, я должен сыграть потрясающе, сыграть гениально… А когда съемка начинается и актер краем глаза видит, что сидят люди, которые отвернулись, не смотрят, затаив дыхание, на него, он сатанеет… Я могу так говорить: когда я выходила на площадку в роли Валентины Ивановны, я чувствовала, что этих людей надо немедленно убить, выгнать отсюда. Я – пуп земли, мы святое творим, самое главное, единственный раз на свете, а они не глядят!.. Боже, какие сволочи, какой ужас! Мне плакать сразу хочется, я становлюсь ребенком, я еле сдерживаюсь…
– А эти люди, ты что, не слышишь, как они реагируют?.. Они считают тебя капризной зазнавшейся кинозвездой и тут же поднимают вой: что же ты рабочий класс-то не уважаешь? Как ты себя ведешь, а?!
– Ага, – согласилась Кира, – слыхала и похлеще… Теперь я понимаю, что этот процесс, прости за высокий слог, рождения образа у актера довольно мучительный, он такой болезненный. И для окружающих тоже. Это необходимый физиологический акт родов. Рождения образа, сцены, с криками, с внутренними нервами, со страхом ужасным, что вот не родится и не произойдет…
Она помолчала, а потом решительно сказала: «Знаешь, я больше никогда не буду сниматься в главной роли. Ну, разве что в эпизоде…»
Высоцкий захохотал:
– Ага, все-таки цепляет! Я ловлю тебя на слове насчет эпизода. Ангвальд сейчас затевает съемки одной картины, довольно любопытной…
– Кто-кто?.. Какой еще Ангвальд? Я не знаю такого…
– Ну, Юнгвальд-Хилькевич, Юра. Георгий, Жора, если хочешь. И знаешь ты его прекрасно! Он недавно сюда из Ташкента перебрался. А теперь скоро запускается. Я у него в главной роли. Фильм будет называться «Опасные гастроли». Представь: Одесса начала века, революционеры, подполье, биндюжники, море, варьете, любовные страсти-мордасти, цыгане, охранка… В общем, считай, я делаю тебе официальное предложение…
– Даже так? Я опять буду твоей возлюбленной?
– Ну, так ты ведь с Сашкой сейчас в разводе, – Высоцкий усмехнулся. – Пока что я сватаю тебя просто на съемки. Извини, невеста у меня там по сценарию уже есть…
– И кто такая, если не секрет?
– Не секрет: Лионелла Пырьева.
– Скирда?
– Ну да. Сейчас уже Пырьева.
– Ах, ну, конечно. И давно?
– Не очень. А эпизод для тебя мы уж как-нибудь подыщем. Или сочиним, в конце концов. Ну ты как, согласна?
– Договорились, – кивнула Кира, – сват… Ладно, пойдем потихоньку в «Куряж», завтра с утра съемки.
Ей показалось, что они даже сейчас, здесь, в этом задрипанном одесском кафе, все продолжают свой странный диалог из «Коротких встреч».
Но все-таки «В начале было Слово…».
На Одесскую киностудию Кира прибыла с «чемоданом», полным рукописей и идей. А оказалось, что они не имеют ничего общего с обычной, непридуманной жизнью.
«Когда я впервые приехала сюда, – позже рассказывала она, – первое, что меня поразило, – город, живущий без воды. Ее все время запасают, она стоит в ведрах, в тазах, ее отключают постоянно… Мне показалось удивительным и отсутствие воды, и равнодушие к тому, что происходит, эта привычность. Я стала думать, кто же этим занимается, кто за это отвечает?.. И мне захотелось сделать историю про молодую решительную женщину, которая заведует в городе всей водой, причем воды никогда нет. И у нее определенным образом все не ладится в жизни: приезжает и уезжает мужчина (а раз у него бродячая работа, то он, наверное, геолог)…
Потом уже возникли диалоги двух персонажей, этого геолога и Валентины. Я стала их приближать к каким-то реальным жизненным очертаниям. Стал получаться дуэт: женщина, работающая в горисполкоме, такого волевого, воспитывающего склада, и мужчина с непоседливым, цыганским характером. Написалась большая часть сценария – как любовный диалог двух сильных натур. Потом я случайно прочла небольшую повесть Леонида Жуховицкого «Дом в степи», и она сомкнулась с моим замыслом. Там тоже геолог, а героиня – официантка чайной, их взаимоотношения. Я предложила Жуховицкому: «Давайте соединим». Получился треугольник. И основное действие теперь происходило в том месте, где оказывался герой…»
Так начинались «Короткие встречи».
Двери в гостиницу, в среде одесских киношников именуемую «Куряж» (по примеру макаренковской колонии для беспризорников), практически круглосуточно были нараспашку. Этот двухэтажный особняк в стиле сталинского «барокко» на Пролетарском бульваре в начале 60-х годов прошлого века, по выражению начинающего сценариста Эдуарда Тополя, был «южным гнездилищем, в которое слетались после ВГИКа кинематографические птенцы, чтобы, оперившись на Одесской студии одним-двумя удачными фильмами, отправиться на «Мосфильм», «Ленфильм» и студию Горького уже матерыми кинематографическими орлами».