Подружка невесты

Филипп не знал, почему вид женщины с собакой поверг его в такой шок. Он пошатнулся, вцепился в верхнюю перекладину калитки и сжимал ее, пока железо не впилось в кожу. Вес ноши, которую он держал, внезапно напомнил ему о другом мраморном предмете, который он тащил однажды теплым днем, — о Флоре, которую он нес в дом Арнэма, когда тот жил в Бакхерст-Хилле.

Подруга Арнэма шла по дорожке по направлению к нему, пес уже обнюхивал его ноги. Женщина, видимо, не узнала Филиппа. Ее хищное лицо было напряжено, глаза темны, лоб в глубоких морщинах. Она выглядела так, будто жара ее иссушила, истощила физически. Она прошла мимо, пристально глядя перед собой, словно в состоянии транса. Филипп таращился на нее — и не мог ничего с собой поделать. Оглянувшись, он стал смотреть, как она выходит из калитки и машинально, как казалось, заворачивает за угол.

— А вот и вы, — произнесла миссис Райпл. Это было самое мягкое приветствие, которое Филипп когда-либо от нее слышал. Перл сумела улыбнуться, не разжимая своих ярко-красных масленых губ.

На диване миссис Райпл Филипп машинально начал открывать картонную коробку и вытаскивать оттуда плиту на подушки. Его потрясла именно собака, понял он, присутствие такой собаки, собаки этой породы. Он хотел спросить миссис Райпл, кто эта женщина, хотя уже знал, и кто она такая, и что за собака. Это Воришка и Уголек

— Ну, кажется, теперь вы исправились — сказала миссис Райпл.

Перл провела с красным ногтем по поверхности мрамора:

— По крайней мере, в щели не будет забиваться мыло или что там еще. Представь, в той плите копилась бы грязь. Похоже, никто об этом даже не подумал.

— Перл, они и не думают. Проектируют их мужчины, понимаешь? Мы увидели бы перемены, если в этих делах имели бы вес женщины.

Филиппу хотелось сообщить, что на самом деле именно эта серия туалетных шкафчиков с мраморными столешницами разработана женщиной. Когда-нибудь он не откажет себе в таком удовольствии. Но теперь из его сознания странным образом улетучилось все, кроме того маленького черного скотч-терьера, которого Сента называла Угольком и который скулил над телом мертвого хозяина.

— В таком случае, если вы довольны, — Филипп слышал себя как будто со стороны, — я отнесу плиту наверх. Сборщик придет до конца недели.

— Ты заметила, Перл, что с этими людьми всегда одно и то же? Для них начало недели — это утро среды, а «до конца недели» означат в пятницу после обеда.

Он почти не слышал ее. Он понес мраморную плиту вверх но лестнице, чувствуя ее тяжесть так, как если бы был в три раза старше. В будущей ванной комнате он подошел к окну, на котором нервно подрагивали жалюзи в цветочек и стал смотреть. Весной, когда он увидел его в первый раз, боярышник был в цвету, а теперь плодоносил, ягоды превращались из зеленых в красновато-коричневые. Под кустом стояла статуя Купидона с луком и колчаном стрел, заменившая Флору. Но Филипп заметил кое-что еще, и это поразило его: за садом никто не ухаживал уже несколько недель. Никто не подстригал траву, не полол сорняки, не срезал увядшие бутоны. Сантиметров на пятнадцать выросла буйная трава вперемежку с желтыми и белыми цветочками сорняков.

Маленький черный скотч-терьер вбежал в сад и спрятался в высокой траве, как дикое животное в настоящих зарослях. Уголек, думал он, Уголек. Филипп отвернулся и вышел. Как бы ни было ему плохо, как бы ни был он охвачен паникой и страхом, не поддающимися анализу, он должен узнать правду. Если нужно, он спросит. В нынешнем состоянии — то ли крепнущей убежденности, то ли все еще неуверенности — немыслимо уйти отсюда, поехать домой и унести с собой сомнения, чтобы они потом грызли его, как крыса. В самом ожидании Филипп ощущал боль.

Спрашивать не пришлось. Филипп стоял у лестницы, держась за перила, и слушал. Дверь в гостиную была открыта, и снизу донесся голос миссис Райпл:

— Ты знаешь, кто это приходил?

— Ты о ком?

— О той женщине с собакой, которая зашла спросить, не знаю ли я кого-нибудь, кто помог бы ей с садом.

— Я не расслышала, как ее зовут.

— Майерсон ее фамилия. Майерсон. Заметь, я не терплю собак в доме, я не разрешила бы ей зайти, но не могла же я возражать, когда такие обстоятельства. Удивительно, что это имя ни о чем тебе не напомнило. Это ее мужа убили… когда же это произошло? Месяц назад? Недель пять?

— Убили? — переспросила Перл. — Ну-ка, скажи еще раз, как его звали?

— Гарольд. Гарольд Майерсон.

— Возможно, ты упоминала об этом в письме. Я никогда не читаю в газетах о таких происшествиях, стараюсь их просто не видеть. Может, я трусиха, но подобного не переношу.

— Его убили в Хэно-Форест, — продолжала миссис Райпл, — воскресным утром, чудесным солнечным утром. Ударили ножом в сердце, когда он гулял вот с этой собакой.

Глава 18

Сента сидела на кровати, Филипп — на плетеном стуле. Окно было открыто, но он из страха затворил его. Существовала комната, в которой они находились, — и Зазеркалье, зеленоватое, водянистое, царство топей, Зазеркалье этой комнаты, отражавшейся в наклоненном стекле.