Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

Въ зал общество разбилось на кружки. Львовъ самъ вызвался спть подъ аккомпаниментъ Катерины Дмитріевны, Вороновъ сталъ у фортепіано и пересматривалъ Лежавшія на немъ ноты, хозяйка ходила съ Кожуховымъ по зал, а Орцкій и Лукомскій сидли далеко отъ фортепіано и вели тихій разговоръ.

— Откуда бы знаете о состояніи Плитовой? спросилъ Лукомскій. — Вс говорятъ, что, кром имнія, еще сто тысячъ….

— О, да! отвчалъ Орцкій. — Такъ говорили и мн, но я человкъ, о, да! опытный, и прежде, чмъ показать виды на женитьбу, о да! я справлялся очень тонко и обстоятельно, о, да! въ чемъ и гд?… И, о, да! убдился, что ничего и нигд. О, да! О, да! Choisissez totre femme par l'oreille bien plus que par les yeux!.. О, да! О, да!

— Коли я ошибся, — очень непріятно, тихо, какъ бы самому себ, с5азалъ Лукомскій.

— О, да! Положеніе непріятное! Съ одной стороны, о, да! нарушеніе принципа, а съ другой, о да! вы — объявленный женихъ! о, да!

— Ну, послднее не важно, вздохнувши, сказалъ Лукомскій.

— Но…. о, да!.. Но это жаль, о, да!.. Она очень умна…. Въ высшей степени симпатична и мила, о, да!.. и вдругъ…. О, да!.. посл огласки…. О, да! Жаль!..

— Я предупреждалъ…. Я ясно развилъ свою теорію брака и капитализировалъ себя въ сто тысячъ…. Нужно было понять, когда я ясно говорилъ имъ объ этомъ! сердито и недовольно сказалъ Лукомскій.

— О, да! О, да!.. А онъ хорошо поетъ, о, да! и Орцкій началъ слушать пніе Львова, а Лукомскій по виду слушалъ, а на самомъ дл все думалъ о приданомъ mademoiselle Плитовой.

— Я предполагала скоро начать объздъ имній, говорила Софья Михайловна, ходя съ Кожуховымъ по зал. — Въ каждомъ имніи придется пробыть по дв-три дня, уйдетъ боле мсяца….

— Я очень радъ, что губернаторъ задалъ, мн работу на мсяцъ, а то бы было…. очень и очень скучно безъ… вашихъ вечеровъ, сказалъ Кожуховъ, пытливо посматривая на Софью Михайловну, во время перерывовъ и остановокъ въ своихъ словахъ, и Софья Михайловна замчала его пытливыя посматриванія, но продолжала неопредленно смотрть по сторонамъ и тмъ же шагомъ ходить по залу, хотя щеки ея, какъ будто, немного боле свтились румянцемъ, чмъ обыкновенно.

— Я съ Катей начнемъ кататься часъ-другой передъ обдомъ, чтобы приготовиться къ долгому путешествію на колесахъ. Завтра или посл завтра подемъ по р….. шоссе, къ широкому полю…. Вы не начинали еще верховой зды? продолжала разговаривать она.

— Нтъ еще, но думаю начать завтра или посл завтра, отвчалъ онъ и опять пытливо посмотрлъ на нее;

— Вы тоже подете по р….. шоссе? шутливо, но оживленно спросила она.

— Конечно, конечно! улыбнувшись, отвтилъ онъ.

— И въ пятомъ часу?

— Благодарю васъ, подавая ей руку, съ чувствомъ отвтилъ онъ. — Вдь мн только въ это время и можно, я рабочая лошадь, Софья Михайловна, еще съ большимъ чувствомъ закончилъ онъ.

— Гд трудъ, тамъ и счастье! серьезно сказала она и крпко пожала его руку.

— Какъ пріятно поетъ Львовъ! Послушаемъ, немного погодя сказала Софья Михайловна, и она и Кожуховъ стали у стны, далеко отъ фортепіано.

Львовъ плъ подъ тихій аккомпаниментъ:

Льетъ ливмя дождь, несутся тучи,
Полна ненастья эта ночь,
Но мысль о ней, какъ свтъ могучій,
Стоитъ и не отходитъ прочь.
Тебя здсь нтъ, но ты со мною,
Твоя рука въ моей рук,
И все, мой другъ, полно тобою
Въ моемъ укромномъ уголк!
Пусть стонетъ ель, пусть плачетъ вьюга,
Бушуя въ сумрак ночей,
Ты для меня, что солнце юга,
Тепло и свтъ въ теб одной!

У Львова былъ недурной теноръ, небольшой, но пріятный, и онъ умлъ имъ владть: усиливать и понижать при исполненіи романсовъ. Изрдка слушать его было пріятно, пніе нжно щекотало слухъ, но отъ частаго слушанія получался монотонный, тихій, ноющій зудъ въ ушахъ. Когда онъ кончилъ романсъ, Софья Михайловна крикнула «браво»! Кожуховъ слегка похлопалъ, а Орцкій громко сказалъ: «О, да! О, да!»

Катерина Дмитріевна, продолжая сидть за роялемъ, тоже выразила Львову свое удовольствіе и потомъ извинилась, что своимъ уходомъ помшала ему досказать, а себ дослушать его рчь въ опроверженіе словъ Лукомскаго.

— Но я такъ люблю папа, что безсознательно бгу къ нему на встрчу, закончила она ровнымъ и громкимъ голосомъ, смотря прямо Львову въ глаза своими ясными, темными глазами, въ которыхъ только при послднихъ словахъ засвтилось что-то въ род извиненія за излишнюю откровенность.

— О, вы такъ нжно и искренно встрепенулись и такъ порывисто-легко побжали встрчать Дмитрія Ивановича, что я залюбовался на васъ и самъ потерялъ нить разговора, сказалъ Львовъ искренно, серьезно, съ робкимъ, любящимъ блескомъ въ глазахъ.

Она улыбнулась.