Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

Перехавшій посмотрлъ на Могутова. Тотъ, откинувъ газету, продолжалъ сидть за столомъ и спокойно смотрлъ на Кречетова и Перехавшаго. — „Экіе нервные! — думалъ онъ, чуть-чуть искрививъ ротъ. — И изъ-за чего сыръ-боръ загорлся? Одинъ въ истерику падаетъ, ибо оклеветанъ, и оклеветанъ не княземъ или графомъ, съ которыми не унизительно было бы драться на дуэли, но — о, скандалъ! — оклеветанъ маленькимъ чиновничкомъ. А другой… Охъ, еслибы теб, добрая душа, да сила!.. „Гд-жь двалася сила дюжая, доблесть царская?“

— Ну, ладно, забудемъ это навсегда! — улыбнувшись сказалъ Перехавшій и, отдавъ шапку Кречетову, слъ на прежнее мсто.

— Вотъ и прекрасно. Еще разъ извините, господа! Забудемъ это навсегда, — протягивая руку Могутову, улыбаясь, но съ еще боле тоскливымъ выраженіемъ въ глазахъ, сказалъ Кречетовъ, садясь у стола. — Будемъ пить кофе, господа, — крпко сжимая руку Могутова, продолжалъ онъ. — Только… скажите мн, Гордй Петровичъ, что-нибудь не свое, а чужое… Мн очень тяжело, господа! — вздохнувъ, закончилъ онъ и опять уперся локтемъ на столъ, склонивъ голову на кисть руки, и задумчиво смотрлъ внизъ. — „А моя натура положительно создана для войны, — думалъ онъ. — Неудачно попалъ, не въ цль попалъ, а чувствую, что тяжесть на душ мене гнететъ меня… Издавать газету?… Да, да! Это дло какъ разъ по мн… Газета требуетъ безпрерывной войны, а война — моя стихія, въ которой я только и могу жить… Спасибо теб, добрый человкъ, за совтъ!“

— Гейне веселыя псни сочинялъ, такъ не прикажете ли, ваше сіятельство, прочесть чего изъ Гейне? — спросилъ Могутовъ, отпивъ полчашки кофе.

— Лежачаго не бьютъ, Гордй Петровичъ! — внушительно замтилъ Перехавшій.

— Ueber den Tod soll man veder lachen noch veinen, — сказалъ Могутовъ и потомъ отчетливо и совершенно спокойно прочелъ:

Псню новую, смлую псню вамъ спть,
О, друзья, я давно ужь сбираюсь,
И блаженства возможнаго здсь, на земл,
Я достичь чрезъ нее постараюсь!
Будемъ счастливы здсь. Перестанемъ терпть
Недостатки и всякія муки.
Пусть лнивое брюхо не лопаетъ то,
Что достанутъ прилежныя руки.
Юный геній свободы женился теперь
На Европ и…
Словословіе брачное — псня моя.
Я все старое ею разрушу.
И великая сила вселится въ меня:
Вковые устои обрушу!

— Откуда это? — быстро поднявъ глаза на Могутова, спросилъ Кречетовъ.

— Изъ зимней сказки „Германія“ Гейне въ перевод Всеволода Костомарова, — отвтилъ Могутовъ.

— Да будетъ это программой газеты „Гуманность“! Да, Викторъ Александровичъ, спасибо вамъ! Я послдую вашему совту… Прохоръ, шампанскаго! — крикнулъ громко Кречетовъ, подымая волосы на голов, и въ глазахъ его вдругъ сверкнулъ огонекъ одушевленія, и лицо его вдругъ улыбнулось прежнею, некрасивою, но добродушною улыбкой.

— Браво! Браво! Да здравствуетъ „Гуманность“! — бросаясь въ объятія Кречетова, кричалъ громко Перехавшій.

Вскор потомъ тріо отправилось въ театръ слушать концертъ знаменитаго виртуоза на скрипк Аполлинарія Конскаго. Тріо помщалось въ лож, но изъ нихъ только Перехавшій внимательно слушалъ и любовался виртуозностью и отчетливымъ изяществомъ игры концертанта, хотя и досадовалъ на отсутствіе въ немъ огня и вдохновенія артиста. Кречетовъ слушалъ, повидимому, внимательно, но въ голов у него создавался планъ, направленіе и программа газеты — и онъ во все время концерта думалъ и обдумывалъ планъ, направленіе и характеръ будущей своей газеты. А Могутовъ?

„На какого чорта была бы намъ такая размазня даже съ его богатствомъ!“ — разумя, вроятно, подъ „размазней“ Кречетова, сказалъ онъ самъ себ и началъ было вслушиваться въ игру Конскаго, но было уже поздно: послднее колно „соловья“ исполнилъ артистъ и концертъ кончился.

М. П. Заблло.

(Окончаніе слдуетъ.)

(Окончания не последовало)

1881