Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— А что, Викторъ Александровичъ, не пропустить ли намъ еще по одной предъ началомъ обда? — обращаясь къ Перехавшему, спросилъ Кречетовъ. На лиц его была улыбка, голосъ его былъ обыкновененъ, онъ велъ себя спокойно, какъ всегда; но въ его задумчиво-меланхолическомъ взгляд видна была тревога, брови какъ будто разгладились, выраженіе лица стало даже боле красивымъ, но, вмст съ тмъ, и боле напряженнымъ, сухимъ, непріятно-тоскливымъ. Онъ узналъ о готовящемся для него скандал изъ-за старой водки всего за нсколько дней до суда; онъ сперва не придавалъ этой «наглой клевет» никакого значенія, старался выбросить ее изъ памяти, не говорить о ней ни съ кмъ. Но когда онъ вошелъ въ залу вмст съ судьями, когда увидлъ въ зал массу публики, — у него вдругъ ускоренно забилось сердце, непріятная дрожь пробжала по всему тлу, а въ голов назойливо зашевелилась мысль, что ему придется выдержать тяжелую, мучительную пытку. «Ну, что же, — успокоивалъ онъ тогда себя, — пусть пытаютъ, пусть калчатъ въ конецъ, разв для меня пытка въ диковинку? Я обнаружу всю силу моего характера, гордое пренебреженіе къ клевет… Но вотъ кончился судъ, онъ простился съ Рымнинымъ, возвращался тихою походкой къ себ домой, — и ему кажется, что на самомъ дл пытка оказалась пошлою комедіей, въ которой онъ почти не участвовалъ, изображалъ собою только декорацію, актера безъ словъ и мимики. Онъ доволенъ собой, смется надъ наглою клеветой, хвалитъ себя, что пустая роль безъ словъ и мимики исполнена имъ хорошо, даже очень хорошо: естественно и безъ малйшей рисовки; но, вмст съ тмъ, онъ чувствуетъ что-то непріятное внутри себя, что-то тяжелое, гнетущее, и пустая роль, мелкая интрига, наглая клевета, шаткость общественнаго мннія — все это вмст не выходитъ у него изъ головы, сосетъ его всего, назойливо жалитъ его внутри. Ему не было больно отъ этого, онъ не страдалъ, онъ былъ спокоенъ, былъ какъ всегда и лицо его даже улыбалось; но онъ чувствовалъ себя въ положеніи человка вдругъ одтаго въ совершенно новое для него платье, фасонъ котораго ему не нравится, кажется смшнымъ и сильно бросающимся въ глаза, хотя нельзя сказать, чтобы фасонъ былъ неудобенъ для тла.

— За компанію, говорятъ, еврей повсился, а выпить и подавно можно, — отвтилъ Перехавшій, наливая водку въ дв рюмки.

— А почему вы, господа, не изволили быть сегодня на суд? — спросилъ Кречетовъ, когда онъ и Перехавшій пропустили еще по одной предъ началомъ обда.

— А что тамъ длать было? — мелькомъ отвтилъ Перехавшій.

— Но вы знали, что я замшанъ въ дло и что, собственно, не пристава, а меня будутъ судить? — перебилъ Кречетовъ Перехавшаго.

— Да я было и хотлъ пойти, да вотъ Гордй Петровичъ помшалъ, — стараясь быть развязнымъ, отвчалъ Перехавшій. — Общественнаго, говоритъ, интереса въ дл нтъ, а случайно попавшеюся въ просакъ личностью интересоваться не слдъ… Я подумалъ, нашелъ взглядъ Гордя Петровича врнымъ, — ну, и не пошелъ.

— Какъ, одинъ изъ представителей дворянства, крупной собственности, новаго суда и земства — воръ, и это не иметъ общественнаго значенія? — громко сказалъ Кречетовъ. Но глаза его не блестли нетерпніемъ, горячностью, увлеченіемъ, какъ это бывало прежде, когда онъ воодушевлялся и начиналъ громко говорить, — теперь въ нихъ видна была тревога, а выраженіе лица оставалось напряженнымъ, сухимъ, непріятно-тоскливымъ.

— Не воръ, а оклеветанъ, и очень глупо оклеветанъ! — насупивъ брови и внушительно замтилъ Перехавшій. — Да хотя бы и обвиняли представителя всего этого, эка важность! — началъ немного помолчавъ Перехавшій, началъ громко, переставъ сть супъ, вскинувъ въ одно мгновеніе глаза изъ-подъ очковъ на Кречетова и Могутова и желая прервать молчаніе и навести разговоръ на отвлеченную тему. — Вотъ еслибы представитель всего этого, положимъ, отказался бы отъ своихъ прирожденныхъ правъ на все это, тогда было бы удивительно. А то воровство… Эка невидаль въ самомъ дл! У насъ нельзя не воровать, потому что воровской нравъ имемъ, какъ иметъ крапива волоски съ жгучей муравьиною кислотой… И этотъ нравъ долженъ всенепремнно перейти и въ земство, и въ городское самоуправленіе, и въ сельскій сходъ, и… и во все прочее, потому что самоуправленіе и все прочее разршено намъ имть только вчера, и воровская повадка унаслдована отъ временъ древнихъ, съ монгольскаго ига, а то, пожалуй, даже со времени призванія Варяговъ… И какой бдительной охраной пользуется сей, присущій намъ, нравъ! Его охраняютъ не только отъ возможности уничтожиться, но даже и отъ возможности передаться потомкамъ въ боле усовершенствованномъ вид, чмъ оный практиковался встарину… Вы скажете, что пущенныя теперь въ ходъ разныя концессіи, подряды, поставки, банковыя учрежденія и т. п. — чисто современный способъ очень деликатнаго и вполн легальнаго грабежа? — Чорта съ два! Все — старая, древняя Кантемировская ябеда:

Бери, — большой тутъ нтъ науки!
Бери, гд только можно взять!
На что-жь прившены намъ руки,
Коль не на то, чтобъ брать?…